Впервые об аварии на ЧАЭС я узнала из сообщений радио и телевидения, а когда в понедельник (28 апреля) появилась на работе, то единственной обсуждаемой темой была, конечно, авария на ЧАЭС.
Необходимо заметить, что наш отдел, входящий в отделение специальных покрытий научно-исследовательского института монтажной технологии (НИКИМТ) Минсредмаша, уже много лет (с начала 60-х годов) занимался вопросами улучшения радиационной обстановки на объектах атомной техники.
Сотрудники отдела часто выезжали в командировки на предприятия отрасли: атомные станции, комбинаты; принимали участие в ликвидации аварий на объектах ВМФ, ледокольного атомного флота и т.д.
Поэтому, когда стало понятно, что произошла необычайная нештатная авария, стало ясно, что скоро и нам придется участвовать в ликвидации последствий этой аварии.
И вот группа специалистов, занимающихся вопросами дезактивации, возглавляемая начальником нашего отдела Егоровым Борисом Николаевичем, уже 9 мая были в Чернобыле.
В Киев (аэропорт Жуляны) мы летели спецрейсом из Быкова. До Чернобыля добирались автобусом. Добрались уже к вечеру. Наш автобус остановился на улице Советской рядом со зданием горкома КПСС, где располагался штаб Правительственной комиссии. Перед входом в здание горкома — аллея из елей, клумбы с цветущими пионами, кусты жасмина. Напротив здания горкома — трехэтажное здание райисполкома, которое занимали военные. Рядом настоящий цветник: розы разных сортов, пионы, тюльпаны, много сирени. Вдоль тротуара — каштаны, яблони, вишни. Все цветет, май 1986 года был сухой и жаркий.
В дальнейшем мне пришлось много лет провести в Чернобыле, но то первое впечатление осталось навсегда: казалось, что такого изобилия цветов и такого ясного неба я больше никогда не видела.
Хотя в памяти сохранилась еще одна незабываемая картина, которую я думаю, вспоминают многие, кому пришлось поздней осенью побывать в Чернобыле: это яблоки на снегу. Яблоки никто не собирал, поэтому все деревья сплошь были усеяны плодами разных цветов. Особенно необычно яблоневые сады выглядели после снегопада: на черных голых ветках, листья с которых давно облетели, ярко красные, желтые, зеленые яблоки чуть припорошены снегом. А под деревьями яблоки на снегу. Незабываемая картина!
Осенью 1986 года мы часто обедали в кафе на улице Кирова напротив автовокзала. У входа в кафе росла огромная старая яблоня, и мы любовались этим зрелищем. Позже, когда вышел из печати фотоальбом «Чернобыльский репортаж», в нем была опубликована эта фотография: красные яблоки, черные ветки, поздняя осень. Я часто ее рассматриваю, когда вспоминаю о том близком и далеком времени, о тех, с кем вместе столько лет проработали в Чернобыле.
Но яблоки на снегу — это уже гораздо позже, а пока нам надо устраиваться и начинать работать — выполнять поручение руководителя оперативной группы нашего министерства — Льва Дмитриевича Рябева.
Разместили нас на базе отдыха «Строитель», расположенной на берегу реки Тетерев в 80 км от Чернобыля. Расположились мы своей группой в отдельном домике из 4-х комнат, откуда каждое утро уезжали в Чернобыль, а вечером около 22 часов возвращались обратно.
В Чернобыле в здании горкома оперативной группе нашего Министерства выделили комнату на первом этаже. На двери комнаты была табличка: «Государственный комитет по атомной энергии». Вид из окна — просто чудесный: цветущие деревья, куст сирени, клумба с пионами, огромное дерево — грецкий орех. Правда окна для проветривания комнаты открывали всего несколько раз в день и на очень непродолжительное время, т.к. радиационный фон около здания горкома в те дни составлял ~ 0,05 р/ч, а загрязненность воздуха была такой, что без респиратора на улицу выходить не рекомендовалось, хотя большинством эти правила не соблюдались. На лавочке, которая стояла в густой тени под грецким орехом, всегда сидели люди из штаба, о чем-то спорили и, конечно, курили. Позже к этой скамейке приходил самец нутрии: огромный «зверь» с торчащими вперед зубами. Его все кормили, а я, хотя еду приносила, но подходить к нему побаивалась. Из-за сильной духоты, одной из основных забот всех, кто располагался в здании горкома, являлась заготовка запасов минеральной воды: с этого начиналось наше утро.
В первый рабочий день Л.Д.Рябев поручил нам заняться проблемами пылеподавления. В нашей группе было 4 человека: трое мужчин и я. Каких-либо скидок мне как женщине не делали, да и не до этого было: надо было как можно быстрее организовать работы по нанесению пылеподавляющих покрытий. Масштаб работ был такой, что стало ясно, что потребность в материалах будет измеряться в сотнях тонн. Предложений приходило масса — писали из разных организаций. Только по этой проблеме в день приходило по 10—15 предложений. Б.Н.Егоров очень быстро сориентировался в этой ситуации. Из массы предложений Борис Николаевич выбрал самое подходящее: состав на основе сульфидно-спиртовой барды.
Это предложение поступило от представителей Киевского института физико-органической химии и углехимии АНУССР. Сотрудники этого института Анатолий Евгеньевич Селиверстов и Владимир Васильевич Бойко на следующий же день были в Чернобыле, куда они приехали на своем личном транспорте, привезли материалы для испытаний и участвовали во всех экспериментах по нанесению пылеподавляющих составов.
Особенно мне запомнилось, как мы с Анатолием Евгеньевичем по настоянию военных пробовали привлечь к работам по пылеподавлению сельхозавиацию: небольшие самолеты, которые распыляют химические реагенты над колхозными полями. Мне все время казалось, что самолет (АН-2, по-моему) непременно заденет верхушки деревьев! «Малую авиацию» привлечь к работам не удалось, т.к. сплошного слоя покрытия не получалось. Поэтому в дальнейшем все работы по нанесению пылеподавляющих составов с воздуха проводились при помощи вертолетной техники. Первые полеты вертолетов начались 15 мая. К этому времени нами уже была отработана технология распыления сульфидно-спиртовой барды (выбран тип вертолета, скорость полета, высота и т.д.).
Кроме вертолетной техники, пылеподавляющие составы наносили при помощи авторазливочных станций (специальная военная техника, используемая в армии для дезактивации зараженных поверхностей), поливомоечных машин, карьерных машин с 30-тонной цистерной, которые используются в условиях открытых карьеров по добыче полезных ископаемых.
В дальнейшем, кроме барды, применяли также бутадиен-стирольный латекс, талловый пек, отходы гудрона. Все эти составы были выбраны нами и опробованы вместе с представителями военных уже к середине мая.
Работали мы очень напряженно. Никаких выходных не было.
Из Чернобыля на базу «Строитель» уезжали не раньше 10-ти вечера после заседания Правительственной комиссии, где наш руководитель вместе с военными ежедневно отчитывался о количестве нанесенных пылеподавляющих составов и о полученных результатах. Поэтому мы ежедневно участвовали в контроле и проверке результатов по организации пылеподавления. Как у военных заведено, на любое действие надо писать инструкцию: на каком расстоянии друг от друга идут машины, расстояние между вертолетами, какая скорость у машин и вертолетов и т.д. Мы писали все эти инструкции, согласовывали их с научно-исследовательским отделом военных, выезжали с каждой бригадой для контроля выполнения работ и т.д. Работы хватало, но мы старались справляться, так как понимали, что от этого зависит очень многое. И это принесло результат: по оценке специалистов (контроль за состоянием воздуха проводил Гидромет по всей территории 30-км зоны) аэрозольная загрязненность воздуха снизилась ~ в 50 раз — (эта цифра зафиксирована в актах, утвержденных Правительственной комиссией).
Особенно активно этой работой мы занимались в 1986—87 гг. К 1988 году эта проблема почти сошла на нет, хотя, например, работы по нанесению пылеподавляющих покрытий на основе латекса проводились в Чернобыльской зоне вплоть до 1998 года.
Но я в своих записках уже забежала далеко вперед, а тогда в мае 1986 года, когда мы еще только прибыли в Чернобыль, кроме цветущего города-сада, особенно сильное впечатление на меня произвела деловая атмосфера в городе и особенно люди у здания Правительственной комиссии. На улицах — все в белых костюмах или в костюмах цвета хаки. Все в респираторах. Лица сосредоточены.
Очень помогла мне освоиться в штабе, да и в городе, который был абсолютно незнаком и найти какую-нибудь улицу было трудно, секретарь Правительственной комиссии — В.М.Калиниченко. До аварии она, по-моему, работала в Чернобыльском горкоме партии. Когда мы приехали в Чернобыль, Правительственную комиссию возглавлял И.С.Силаев, у которого было всего два сотрудника. Это уже позже, когда Правительственную комиссию возглавляли Л.А.Воронин, Ю.Д.Маслюков, В.П.Гусев и т.д., то они приезжали со своим штатом сотрудников 15—20 человек. Калиниченко одна заменяла всех! Эта немногословная, очень приветливая женщина так четко организовала работу председателя Правительственной комиссии, что казалось, что все делалось само-собой. Она успевала с утра пройти по всем помещениям штаба, проследить, чтобы во всех комнатах было чисто убрано, а это было достаточно сложно при том количестве людей, которые находились в штабе; подробно выясняла, кому и чего не хватает: от канцелярских принадлежностей до одежды и помогала все это получить как можно скорее; организовывала наше питание, что было очень важно для наших мужчин.
Впервые я увидела ее на экране телевизора еще дома в Москве, когда однажды показали запись из здания штаба Правительственной комиссии. Поэтому, когда меня позже спрашивали, куда я еду, ведь там нет женщин, то я всегда ссылалась на эту передачу по телевидению. В Чернобыле она мне очень помогла, когда мне надо было выяснить какой-нибудь адрес, т.к. штабы отдельных министерств располагались по всему городу. По-моему, карта города, которая где-то к концу мая появилась на стене вестибюля штаба, тоже была сделана по ее настоянию. Я слышала, что в дальнейшем в июне она работала в Бородянске, куда был эвакуирован горисполком и горком партии Чернобыльского района.
В первую свою командировку я пробыла в Чернобыле до 15 июня. Второй раз вернулась в Чернобыль уже 11 июля. Жили мы также — на базе отдыха «Строитель», что и в первый приезд в Чернобыль Правда в этот раз мне очень повезло: в «Строителе» всем командовала Жанна Кабан, которая старалась создать женскому персоналу по возможности лучшие условия, чем нашим мужчинам. А меня она поселила в доме, где жила сама.
Жанна приехала на ЧАЭС из Красноярска-26. Сначала работала на станции, а позже перешла работать в тепличный комбинат г. Припяти. Теплицу Жанна покидала одной из последних, а когда нам потребовалась химическая посуда, весы, некоторые реактивы, то Жанна показала, где это все можно найти. Наши ребята вместе с сотрудниками ВНИПИЭТ, которые были знакомы с Жанной еще по Красноярску-26, помогли также попасть в ее квартиру в Припяти. Это, конечно, было нарушение режима, т.к. тогда г. Припять был уже закрытым городом и посещать его можно было только по специальным пропускам. У нас был автобус со специальным пропуском, что и позволило осуществить эту «авантюру». Ребята помогли Жанне забрать из ее квартиры в Припяти и вывезти в «Строитель» некоторые личные вещи, которые, конечно, были предварительно отдезактивированы до допустимых уровней. Жанна внешне очень интересная женщина и все наши ребята старались с ней обязательно сфотографироваться: у меня и сегодня есть несколько фотографий, где Жанна с задорным видом позирует на входе в наш домик.
Во вторую командировку в Чернобыле я пробыла до начала сентября. Когда в начале октября опять вернулась на ЧАЭС, то жили мы уже в помещении одной из Иванковских больниц. С базы отдыха «Строитель» пришлось уехать т.к. наступили холода, а домики, где мы жили не отапливались. Жанну Кабан я уже не застала, хотя специально заезжала на базу, а вот воспоминания об этом веселом, неунывающем человеке живы и сегодня.
Еще одной очень сложной, но интересной работой была работа по дезактивации крана «Демаг-16». Осенью 1987 г. мы получили задание от руководства 12 ГУ нашего Министерства отдезактивировать кран до уровней, позволяющих использовать его для работы в чистой зоне.
Б.Н.Егоров вместе с А.П.Сафьяном после облета 30-км зоны выбрали площадку у деревни Копачи, где летом 1986 г. базировалась инженерная техника (ИМРы), а до аварии располагалась база совхозной сельхозтехники. А.П.Сафьян разработал ППР на проведение дезактивационных работ; совместно с военными строителями подготовили площадку и разобранный на отдельные части кран доставили в Копачи.
Кран «Демаг» — это колоссальное сооружение: у него только стрела состоит из 30-ти частей, а еще электроника, гидравлика, троса, ходовая часть (например, гусеницы) и т.д.
В работе на площадке участвовали Е.И. Конин, Е.М. Гольдберг, В.Д. Маркова, Т.Н. Крутикова, А.П. Сафьян, А.А. Кустиков, В.Г. Лебедев, но основную работу выполняла Т.С. Герасимова.
Татьяна Степановна работала в НИКИМТе с 1973 года и до аварии на ЧАЭС занималась работами по улучшению радиационной обстановки на различных объектах атомной техники. Часто выезжала в командировки, особенно на объекты ВМФ. В работе по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС с осени 1987 г. по 1996 г. Сначала это были работы по очистке периметра кровли машзала IV энергоблока, площадки «М» (опора трубы вентрубы III и IV энергоблоков); с осени 1987 г. и до весны 1988 г. — дезактивация крана «Демаг», а с 1988 г. по 1996 г. по улучшению радиационной обстановки помещений объекта «Укрытие».
Работы на площадке проводились в три смены. В каждую смену на площадке одновременно работала до 200 человек. Дезактивацию проводили как при помощи полимерных покрытий, так и жидкостными методами. Весной 1988 г. все части крана были отдезактивированы и железнодорожным транспортом со станции Тетерев отправлены в г. Сосновый бор.
На ЧАЭС было еще два крана «Демага». В последствии оба крана были отдезактивированы и отправлены в Германию, где на их основе были собраны новые краны для продажи в страны «третьего мира», как объяснили нам немецкие партнеры, которые участвовали в приемке отдезактивированных конструкций.
Кроме «Демага» на площадке были отдезактивированы краны «Либхер», «Кировец», кран КС-300 и масса другой техники. Всего в течение 1987—1989 гг. было отмыто более 5 тысяч единиц разной техники: автобусы, машины разных марок и т.д.
Интересная история с автомобилем «Чайка», который использовался в ЗАГСе г. Припяти.
Когда для работников ЧАЭС был построен новый город Славутич, то нам поручили отдезактивировать эту машину, что и было сделано, а машина впоследствии достаточно долго эксплуатировалась в Славутиче для этих же целей.
Площадка дезактивации «Копачи» действовала практически до 1994 г., но с 1990 г. мы осуществляли только техническое руководство выполнения работ по дезактивации, т.к. эти работы проводились по технологии, разработанной нашим институтом.
В 1988 г. началось плановое освоение помещений объекта «Укрытие» это необходимо было, чтобы установить в помещениях буровые станки и с их помощью пробурить скважины для установки различных приборов, позволяющих получить наиболее достоверную картину аварии, произошедшей на IV-ом блоке.
К этому времени у нас, в основном, сложился коллектив, который впоследствии определял все работы по улучшению радиационной обстановки в помещениях бывшего 4-го энергоблока ЧАЭС.
ЧАЭС. Это, прежде всего, Татьяна Степановна Герасимова, Василий Дмитриевич Багаев и Любовь Славовна Терещенко. До мая 1992 года мы работали в составе монтажного района УС-605 и КЭ при ИАЭ им. И.В.Курчатова, с 1992 — в составе ОЯРБ МНТЦ «Укрытие».
Осваивание помещений начиналось с выполнения в них необходимых монтажно-строительных работ. Но прежде чем начинать эти работы, мы проводили в помещениях полную дезактивацию или наносили на поверхности строительных конструкций пылеподавляющие покрытия. Кроме того, мы также занимались дезактивацией поверхностей оборудования и приборов, которые использовались при проведении бурильных и научно-исследовательских работ.
И ни одна из этих работ не обходилась без участия Татьяны Степановны! Впоследствии при ликвидации последствий аварии на ЧАЭС целую группу людей называли «сталкерами». Это, прежде всего, те специалисты («разведчики»), которые первыми проникали в разрушенные помещения 4-го энергоблока и в условиях высоких радиационных полей (иногда очень высоких) добывали необходимые сведения, позволяющие судить о процессах, происходящих в топливе.
Так вот, по-моему, Т.С.Герасимова также один из таких сталкеров, т.к. все работы по осваиванию помещений объекта «Укрытие», которыми руководила она, проходили в очень непростых радиационно-опасных условиях. При этом Татьяна Степановна всегда, прежде чем поручить работу по дезактивации или по нанесению пылеподавляющих покрытий специальной бригаде, обязательно сама «своими глазами» должна была увидеть эти помещения, внимательно осмотреть, а часто и руками ощупать эти поверхности, на которые планировалось нанести дезактивирующие или пылеподавляющие покрытия. И хотя радиационная обстановка в помещениях была уже заранее оценена службой радиационного контроля, у Татьяны Степановны всегда с собой был радиометрический прибор, чтобы видеть наиболее безопасный маршрут для тех, кто будет заниматься работами по дезактивации или пылеподавлению.
Конечно работали мы не одни, а с бригадой рабочих. Состав бригады рабочих менялся, а вот руководители — нет. И особым доверием и у монтажников, и у строителей, а позже и у сотрудников объекта «Укрытие», пользовалась Татьяна Степановна: если Таня распоряжалась что-то сделать тем или иным способом, то это выполнялось точно и беспрекословно.
В 1989 г. руководителем КЭ при ИАЭ им. И.В.Курчатова Камбуловым И.Н. была поставлена задача разработать проект и смонтировать такую систему пылеподавления, которая обеспечивала бы нанесение пылеподавляющих покрытий непосредственно на поверхности «развала» бывшего IV-го энергоблока. Эта работа была поручена нашему институту. Наше отделение совместно с Обнинским отделением НИКИМТ выполнило все необходимые проектные работы. Проектные работы начались в июле, а к ноябрю установка уже была полностью смонтирована и запущена в эксплуатацию в декабре 1989 г.
Запуск установки в декабре прошел для нас в очень сложных условиях: на улице декабрь — холодно, а в отделениях с реакторами- смесителями — температура под 40°С, а приходилось все время то выбегать на холод, а то заниматься работой у смесителей. Мы с Таней моментально простудились, но хотя и с аспирином и антибиотиками, всю пусковую неделю отработали на площадке! С особым чувством мы ждали результатов измерений выноса радиоактивных аэрозолей из помещений ОУ. Этими работами занимались специалисты Курчатовского института. И когда оказалось, что по их оценке вынос сократился в 5 раз, сколько было радости в нашей группе. Про все болезни забыли сразу же!
Начиная с середины 1992 года наша группа подключилась к проведению отбора проб воздуха и воды из помещений ОУ. Необходимо было составить реестр точек отбора проб воды из помещений, описать каждую из точек проб отбора: выбрать наиболее простой в радиационном отношении путь прохода к точке пробоотбора и т.д. И этим занималась Татьяна Степановна.
При этом, мы помогали цеху подавления активности ОУ в части проведения работ по дезактивации и пылеподавлению. И если у них что-то не получалось, то мы не только консультировали, но и работали с ними вместе.
Сегодня вспоминая обо всем этом, я просто изумляюсь: когда мы только успевали все это делать?
А какой гостеприимной хозяйкой была Татьяна Степановна в нашем доме в Чернобыле! В этом доме на ул. Ломоносова мы жили с 1987 года по 2002 год. Я и сейчас с удовольствием вспоминаю огромную чугунную сковородку полную вкуснющей жареной картошки! Просто объедение! И кто бы ни приходил к нам, первый вопрос был: «Ты обедал? Давай скорей на кухню, угостим вкусным!» Отказавшихся от приготовленной Таней еды никогда не было, хотя в 1987- 1990 годах в столовых Чернобыля кормили и сытно и вкусно.
Еще один член нашей женской команды — это Любовь Славовна Терещенко (наша Любочка). Любовь Славовна — киевлянка. В нашей группе Любочка проработала с 1989 до мая 1992 года. До этого она никогда не сталкивалась ни с атомной энергетикой, ни с радиоактивностью, но никаким даже намеком на радиофобию Любочка не страдала. Она участвовала во всех работах группы: наносила дезактивирующие и пылеподавляющие покрытия, готовила дезактивирующие растворы, помогала Татьяне Степановне дезактивировать оптику у телевизионной и фототехники, а это особо- сложные работы, которые требуют внимания и аккуратности!
Любочка для нас была просто примером аккуратности! У нас на ОУ в одном из помещений был склад химических реагентов, там Любочка так расположила на полках всю нашу «химию», что можно было сразу же найти нужный реагент. Любовь Славовна очень умело обращалась с техническими средствами, например, роботом, когда необходимо было нанести состав с нейтронопоглощающим эффектом на скопление ГСМ на 2-ом этаже бассейна-барбатера. Робот был изготовлен в лаборатории робототехники ОЯРБ. Управление роботом и установленном на нем распылителем осуществлялось при помощи специального пульта. Надо было подвести робот к скоплению ГСМ, а сделать это было непросто, т.к. в этом помещении много вертикальных трубопроводов, да и поверхность пола очень неровная. После чего при помощи кнопок, расположенных на том же пульте, нанести нейтронопоглощающее покрытие на поверхность ГСМ. Когда мы проводили предварительные тренировки в безопасном помещении, то у меня просто ничего не получалось, а Любочка сразу же освоила эту технику.
В 1992 году Любовь Славовна перешла на работу в цех радиационной безопасности объекта «Укрытие». Сейчас она пенсионер и живет в Киеве. Здоровья и удачи Вам, Любовь Славовна!
С средины 1992 года на работу в ОЯРБ поступила Наталья Викторовна Бойко. С мужем Натальи Викторовны — Петром Петровичем Бойко, который участвовал в работах по ликвидации последствий аварии с 1986 года, мы познакомились давно. Петр Петрович часто помогал мне скорректироваться в радиационной обстановке разрушенных помещений блока, т.к. занимался визуальной разведкой, побывал во многих «злачных» местах ОУ, в условиях высоких, а часто очень высоких радиационных полей. Наталья Викторовна до 1992 года работала в Киеве на заводе «Арсенал», но о Чернобыле, о трудностях, с которыми связана работа на ОУ, многое знала от своего мужа и его друзей, которые часто посещали их гостеприимный дом. Сначала Наташа работала в помещении ОЯРБ в Чернобыле, но позже перешла в нашу группу, которая занималась отбором проб воды, воздуха в помещениях ОУ и на промплощадке.
Знакомство Натальи Викторовны с работой непосредственно в помещениях ОУ началась с проверки — «провокации», которую мы вместе с Петром Петровичем ей устроили. Однажды, когда нам надо было отобрать пробы воды из помещений на 2-ом этаже бассейна-барбатера, мы взяли с собой Наташу, оставили ее одну в полной темноте в коридоре перед входом в ББ. При этом строго предупредили, чтобы она не пользовалась фонариком и ни в коем случае не шумела, т.к. могут увидеть дозиметристы ОУ и нам всем обеспечены большие неприятности. Отсутствовали мы с Петром Петровичем минут 5—7, но те, кто бывал в этих помещениях, представляют какие чувства испытывает человек, оказавшийся в таком месте в полной темноте и в одиночестве. Но Наташа выдержала эту «провокацию» внешне спокойно: думаю, что это потому, что она очень доверяла Пете: если он это предлагает, то так и надо и ничего плохого случиться с ней не может! А вот от Т.С.Герасимовой, когда она узнала про наш эксперимент, нам с Петром здорово досталось! И позже Таня часто вспоминала какие мы «бяки-буки». Наталья Викторовна и сегодня продолжает работать в ОЯРБ в этой же группе. Она единственная из всего женского персонала ОЯРБ (да пожалуй и МНТЦ), кто регулярно проводит работы по отбору проб воды, воздуха в помещениях ОУ и на промплощадке. И так уже почти 20 лет. Дома в Киеве у Наташи подрастает замечательный внук — Глеб, который, конечно, может гордиться такой героической бабушкой!
Прошло 30 лет и судьбы у всех тех, кто участвовал в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, сложились по-разному: кто-то продолжает трудовую деятельность, кто-то на пенсии и занимается внуками. Ушла от нас Татьяна Степановна Герасимова. Это невосполнимая потеря особенно для меня: ведь мы с Таней вместе работали и жили в Чернобыле с 1987 года по 1996 год.
Кажется, что совсем недавно весь мир, затаив дыхание, следил за ходом развития событий в Чернобыле: как ТАМ?! Каждый день с нетерпением ждали сообщений: это как «фронтовые сводки».
Для многих современников того времени слова «Чернобыль», «ликвидатор» характеризовали мужество, которое проявляли те, кто в экстремальных условиях выполняли свою профессиональную работу буднично и незаметно, без лишней помпы, без рекламирования своих заслуг. Это был единый порыв в борьбе за обуздание «ядерного джина».
И нам, живущим сегодня, да и будущим поколениям, которые придут нам на смену, следует помнить всех тех, кто участвовал в ликвидации последствий этой катастрофы: катастрофы глобального масштаба.
Человечество никогда не перестанет удовлетворять свое исследовательское любопытство, не перестанет благоустраивать свой быт, и это нормально. Важно лишь не забывать, что Природа ничего не отдает бесплатно, Чернобыль — это предостережение будущим поколениям земли!
И.Я. Симановская, Не гаснет памяти свеча… Кн. III. — 2016
