23 сентября 1986 года балка Б-2 («Самолет») была уложена в проектное положение и дистанционно расстроплена, и уже на другой день началась укладка 27 труб покрытия центрального зала над реактором, которое закончилось 1 октября. Это событие имело международное значение, так как с этого момента можно было доложить МАГАТЭ и всему международному сообществу, что взорвавшийся реактор 4-го блока надежно изолирован от окружающей среды и всякие фотографии с космических спутников только подтвердят это. Как же это происходило?
Из отчета Ю. Ф. Юрченко: «Трубное перекрытие центрального зала состояло из 27 трубных блоков, каждый из которых включал в себя трубу диаметром 1220 × 15, длиной 36 м, опорные элементы, дистанционирующие короба и нащельник. Трубы были изготовлены на Электростальском опытном заводе. Масса одного блока составляла 20 т. Трубные блоки укладывались вплотную друг к другу, опираясь своими концами на балки Б-2. Учитывая, что трубное перекрытие перекрывало шахту и реактор, в них были введены проходки для датчиков КИП. Укрупнение трубных блоков до его полной готовности, включая и строповочные уши, выполнялось на базе «Сельхозтехники», а перевозка к месту монтажа осуществлялась на роспуске тягача КРАЗ.
Монтаж трубных блоков осуществлялся краном «Демаг-20» со стоянки у оси 51 при помощи полуавтоматического строповочного устройства. Наводка блоков в проектное положение выполнялась с помощью оттяжек и заранее приваренных базовых упоров. Контроль правильности положения блоков при укладке осуществлялся при помощи двух телекамер на кране «Демаг», двух телекамер, установленных на крыше блока В, и визуально через защитные стекла из помещений 5004 и 7001. Блоки монтировались поочередно, начиная от оси 40 в сторону оси 50. Монтаж покрытия был закончен 1 октября. Хотя ППР был разработан в нескольких вариантах, включая вариант одновременной установки двух трубных блоков, но реализован был монтаж одиночными трубными блоками ввиду сложности и трудоемкости строповки и расстроповки спаренных блоков в условиях повышенной радиации, несмотря на то что испытание спаренного варианта прошло успешно. Трубные блоки были укрупнены до монтажных размеров на КЗУ Монтажного района с участием О. В. Королькова, В. И. Амбросиенко. Всего было уложено 27 труб, образовавших основной элемент перекрытия над разрушенным реактором. Для дистанционной расстроповки были применены оригинальные устройства, разработанные конструкторами НИКИМТа. Работа была закончена 01.10.86 г.».
Из воспоминаний заместителя начальника Обнинского отделения НИКИМТа Петра Григорьевича Кривошея: «Я прибыл в Чернобыль 12 августа 1986 года. В это время там начальником отделения НИКИМТа был А. Д. Спиридонов. Одной из первых задач, которую мне пришлось решать вместе с В. М. Ильиным, — запроектировать площадку для доставки немецкого робота на отметку +75 метров. Запроектировали, участвовали в ее изготовлении, а затем и в доставке робота на крышу. Робот должен был самостоятельно сойти с площадки и уйти на крышу. Дистанционная расстроповка не была предусмотрена. Операция была достаточно рискованная, но все прошло благополучно — робот ушел, и кран освободили. Затем решали вопросы по работе нашего скребкового грейфера, который разработали и изготовили в НИКИМТе. Задумка была хороша, но конструкторы предусмотрели слишком много операций и контрольных функций, что привело к тому, что кабель управления состоял из 28 жил и был очень «негабаритный» для крана. Не было предусмотрено при движении грейфера вверх или вниз уборки кабеля, и он падал в грязь, что вынуждало нас с ним много заниматься, а в результате — дополнительные дозовые нагрузки.
А. Д. Спиридонова меняет Б. А. Пятунин. На площадку прибывает В. И. Рудаков с В. С. Андриановым, и Владимир Иванович начинает рьяно организовывать свой Монтажный район со своей бухгалтерией, дозиметристами и т. д. На все участки вызывает своих руководителей из Красноярска, Томска, Челябинска, Навои, и начинается подготовка к монтажу самого «Укрытия». Еще не было окончательного варианта проекта, но уже подписаны чертежи на балки Б-1 и Б-2. Срочно направляют их на завод им. Бабушкина в Днепропетровск, и буквально через несколько дней приходят готовые балки. Наша задача была заняться укрупнением этих балок. Приходят они в район «Сельхозтехники». Надо отметить, что с приездом Андрианова меняется весь график разработок ППР. Всю центральную часть отдают НИКИМТу — это монтаж балок, трубного наката и т. д. А уже разработанный проект монтажа каскадных стен передают СМУ-33 треста «ЭСМ», и НИКИМТ становится «впереди паровоза». В. И. Рудаков ежедневно устраивает оперативки по проектам производства работ.
Для укрупнения балок из Москвы были вызваны специалисты по сварке, а из Обнинска — инженер- сварщик М. Ю. Буцев. Мы в первую очередь столкнулись с тем, что не было механизмов для транспортировки крупногабаритных элементов. И вот, когда укрупнили балки, то первые секции транспортировали двумя кранами: 100-тонным и 50-тонным. А до этого занимались укрупнением конструкции стены по оси 50, делали так называемые «зубья». Этими работами вплоть до монтажа от нас занимался Федор Петрович Грибута. Сложность была в том, что, когда стали заливать бетоном конструкции, а они были довольно крупногабаритные (12 метров в длину, 4 метра в ширину и 8 — глубиной), их ставили на разрушенные конструкции самой стены, а внизу был завал. Чтобы бетон не утекал, мы что только не делали, и сетку-рабицу приваривали, и транспортерные ленты цепляли, и все-таки удалось их забетонировать и выставить в проектное положение. Когда шла заливка бетоном, Грибута даже ночевал на площадке.
Дальше непонятно было, куда же укладывать балки с другой стороны. И вот в один прекрасный день Б. А. Пятунин, Н. В. Коврежкин, Б. Н. Железняков и я отправились в помещение 7002 посмотреть на вентиляционные шахты, куда должны устанавливаться эти самые балки. Поработали с «Гидропроектом», нашли чертежи этих вентиляционных камер, сделали приспособления для уборки мусора. Ну а сами балки пришлось связать в виде буквы Н отдельной фермой. Установили ловители, провели телевидение для наблюдения за монтажом. Когда меня Рудаков спросил, сколько времени надо на монтаж балок, я, поразмыслив, сказал, что не больше недели. Первый подъем был неудачный, так как заметили, что стрела выходит из плоскости, что грозило аварией, так как балки были подняты уже на 90 метров. Где-то в 3 часа ночи все это остановили, а утром уже благополучно развернули стрелу и опустили балки на прежнее место. И только с третьего раза балки были поставлены в проектное положение, так как основная сложность была в выравнивании площадки. Параллельно с этой работой разрабатывался ППР на трубный накат. Трубы пришли, их укрупнили с учетом схемы, выданной Курчатовским институтом, замаркировали все трубы. Трубы монтировали дистанционно с приспособлением Симонова из треста «ЭСМ». К сожалению, наблюдалась несогласованность в проведении работ: идет монтаж балок, а над нами летают вертолеты и всех поливают — они в это же время, видите ли, занимались пылеподавлением. Кроме того, на монтажников, которых послали наблюдать, как будут «садиться» балки, откуда-то льется вода, и они стоят по колено в воде. И только вмешательство Усанова остановило все это — перестали летать вертолеты и прекратили мыть крышу. Вот такая несогласованность была.
В этот период вместе со мной работали Ю. П. Телешев, А. С. Осипов, А. А. Лосицкий, В. И. Заяц, В. С. Гончаренко, Н. В. Коврежкин, В. Б. Нещерет, Ф. П. Грибута, В. П. Бравин, А. Г. Молев. Когда смонтировали первые три трубы наката, я вернулся домой. Это было 27 сентября».
Из воспоминаний инженера-технолога Юрия Григорьевича Баркова (НИКИМТ, Сосновый Бор): «В сентябре 1986 г. в числе первой группы откомандированных с сосновоборской площадки я был направлен на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС. Занимался непосредственно разработкой ППР по монтажу перекрытия центрального зала. Сложность проекта была в том, что монтаж надо было проводить без участия людей по телемонитору и с использованием траверсы, позволяющей саморасстропляться смонтированным конструкциям. Для перекрытия использовались в виде балок трубопроводы большого диаметра, усиленные боковыми коробами. К ним приваривались специальные металлоконструкции, обеспечивающие самонаведение балок при их монтаже. Все разработки на бумаге моментально превращались в изделия. Отладка и проверка работы грузозахватных приспособлений проходила недалеко от 4-го энергоблока на земле. Естественно, что работа была коллективная с участием всех никимтовцев, которые находились в Чернобыле».
Из воспоминаний Николая Васильевича Сурначева — руководителя группы из ОКА НИКИМТа: «25 сентября 1986 года выехал в Чернобыль. Перед нами была поставлена задача по обеспечению телевизионной связью управление монтажом по мониторам. Для перекрытия завала нужно было уложить с ювелирной точностью на противоположные края стены трубы диаметром 1 м. Подъем трубы и ее установку осуществлял кран «Демаг» и занимал по времени больше 3-х часов, а установка осуществлялась с пункта управления по экранам мониторов. Телевизионные камеры устанавливались на различных высотах завала так, чтобы видеть весь обзор. На стреле крана также устанавливалась камера, а в кабине крановщика монитор. По команде с пульта крановщик клал трубу в нужное положение. Таких труб положили 27 штук, перекрыв полностью завал. Обстановка на пульте управления в тот момент была сравнима с военной. Неполадки или сбои со связью устранялись немедленно. Часто выходили из строя камеры, рвались кабели. Все ремонтировалось и заменялось очень быстро. Работали круглосуточно, часто рискуя здоровьем».
Для выполнения работ по уплотнению трубного перекрытия и для многих других, связанных с дезактивацией помещений, были привлечены специалисты из треста «Спецхиммонтаж». Этот трест был организован в 1979 году на базе МСУ-89, которое в 70-х годах входило в состав отделения Спецпокрытий НИКИМТа. Руководителем МСУ-89, а потом и треста «Спецхиммонтаж» был до 1992 года Эдуард Владимирович Жунда — участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС в 1986-1987 годах. Мы были хорошо знакомы, так как в течение многих лет приходилось неоднократно участвовать в различных совместных работах. В 2002 году, когда Эдуард Владимирович уже не работал, я попросила его рассказать немного о себе и поделиться воспоминаниями о работе сотрудников треста в Чернобыле. Для нас он был легендарной личностью, потому что, окончив школу с золотой медалью, поступил в Высшее мореходное училище, после окончания которого в 1964 году был распределен на атомную подводную лодку и участвовал в 6-месячном походе в Атлантический океан. Во время похода при аварии получил серьезную дозу радиации. После длительного лечения в госпитале в течение 8 месяцев был по состоянию здоровья в возрасте 27 лет уволен из рядов военно-морского флота. Затем работал в НИИ космических исследований, а с 1969 года в Минсредмаше — куратором заказа, имеющего отношение к атомному флоту. В 1970 году он был приглашен на должность главного инженера вновь созданного МСУ-89, в 1974 году возглавил его, а затем и трест «Спецхиммонтаж».
«Дел было много, — рассказывал Эдуард Владимирович, — мы работали в шести союзных республиках на 36 точках и были практически при всех управлениях строительства.
– А сегодня они все закрыты?
– Нет, они сами по себе существуют. Мы первые в 1990 году поняли, что нас ожидает, и все стали юридическими лицами, самостоятельными. К тому же все республики отделились, и участки в этих республиках от нас отошли. А внутри России они сами организовались, потому что наших работ, которыми мы занимались: теплоизоляционные, антикоррозионные, огнеупорные — их всегда много.
– Как для вас начался Чернобыль?
– Мы были на Игналинской АЭС. В субботу была оперативка, во время которой раздался звонок по правительственной линии. Стало известно, что на Чернобыльской АЭС пожар, горит крыша машзала, и все. Другой информации у нас не было, и мы все после оперативки пошли покупать рассаду, даже не предполагая, какая случилась беда. Ну а потом, как все. Я хорошо представляю, что там творилось, так как служба на атомной подводной лодке не прошла для меня даром. Мы сразу стали посылать специалистов по дезактивации, и только самой высокой квалификации. Первыми туда поехали наши люди из Соснового Бора. Одним из первых уехал Н. Н. Киселев. Довольно много там проработал С. И. Коваленко.
– Вы посылали специалистов для решения конкретных задач или просто добровольцев?
– Конечно, для решения конкретных задач, которые были нам хорошо знакомы. Это участие в нанесении дезактивирующих и аккумулирующих покрытий, которые применял НИКИМТ для выполнения дезактивационных работ в помещениях. Для этого посылали людей с разных площадок, которым эта работа была хорошо знакома. Посылали их из Навои, Электростали, Соснового Бора. Затем многие поверхности в помещениях, где работали люди, закрывали пластикатом. Таких работ по сварке пластиката на ЧАЭС было очень много, и в основном эту работу выполняли наши специалисты.
– В какое время вы выезжали на ЧАЭС и с какой целью?
– Я выезжал на ЧАЭС дважды. Первый раз, когда делали перекрытие над 4-м энергоблоком. Мы в Электростали изготовили трубы для этого перекрытия, но межтрубное пространство надо было герметизировать и заизолировать. Вот мне для решения этих вопросов и пришлось выехать на ЧАЭС, потому что мы в Электростали разработали технологию с использованием опрокидывающегося корыта. Там сделали макет, а в Чернобыле спроектировали и изготовили эту емкость-смеситель. Но для применения этого способа требовалось частое использование крана, и технологию изменили, а применили так называемую «гребенку», к которой подвешивали ленты из поролона, пропитанные вспучивающимся клеем КИП-Д, и опускали их в щели между трубами. Состав разработали киевляне, а технологию предложили специалисты из НИКИМТа. При выполнении работ им приходилось даже ночевать в «Бункере», так как работу делали и ночью. Это был конец сентября — начало октября 1986 года.
Второй раз мне пришлось выезжать на ЧАЭС в феврале 1897 года, в составе комиссии для определения дальнейших работ. Мы прошли весь машзал, насколько это было возможно. Никакой охраны, никаких дозиметристов там не было. После того как смонтировали «Укрытие», все разъехались. Надо было начинать работы по очистке помещений 3-го блока и машзала. Мы шли посмотреть, что делать дальше. Осталось впечатление дикой свалки. Объем работы для наших специалистов определился довольно большой, и в 1987 году мы вновь стали туда направлять наших работников для выполнения дезактивационных работ, работ по теплоизоляции и другим видам. За весь период с 1986 по 1990 год на ликвидации последствий аварии на ЧАЭС побывало 68 наших специалистов, а некоторые выезжали по нескольку раз. И это были, как правило, специалисты высокого класса.
– Как сложилась в дальнейшем ваша судьба и судьба ваших чернобыльцев?
– Я с 1992 года на пенсии, на инвалидности и о многих, к сожалению, не знаю. Должен отметить, что сегодня участие в ликвидации Чернобыльской аварии стало отрицательным штрихом в биографии многих специалистов. Например, в Обнинске некоторых просто увольняли с работы, так как руководству организаций не хочется иметь сотрудника, которому полагаются всякие дополнительные льготы, дополнительный отпуск и т. д. Наши специалисты начали даже скрывать при переходе на другую работу, что были в Чернобыле. То же самое и в Калуге происходит с нашими ребятами. Вот и все. Грустно. А список сотрудников, которые от нашего треста выезжали для работы в Чернобыле, я вам передаю, потому что их надо знать, это были наши самые лучшие специалисты, а многие еще и сейчас в строю».
И в соответствии со списком, составленным в алфавитном порядке, я перечисляю всех участников ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, направленных для работы в Чернобыль от треста «Спецхиммонтаж»: М. Н. Аракчеева, Б. П. Бекишев, С. П. Борисов, Н. М. Борода, Н. И. Виноград, Л. П. Гайдамак, В. К. Газов, В. П. Герасименко, С. А. Гончаров, В. К. Горецкий, А. Г. Григорьев, В. П. Губий, Ю. П. Девятайкин, В. И. Донсков, И. Н. Догинов, В. Г. Домоховский, А. М. Драченин, Б. Е. Дрокин, О. М. Друсь, А. И. Дятлик, Б. Д. Елькин, Э. В. Жунда, Е. А. Зайчиков, Ю. Ф. Зайцев, С. И. Коваленко, В. И. Кондрашов, А. А. Коноплев, В. В. Костин, В. А. Котешков, А. А. Кошкин, Н. Н. Киселев, А. П. Лавринович, В. И. Лейн, С. П. Лосминский, Н. П. Магашов, В. М. Максимов, В. Б. Миронов, А. В. Михайловский, А. В. Мищенко, А. Н. Неклюдов, В. П. Нестеркин, В. К. Носов, В. А. Платонов, Н. С. Полгосов, А. Н. Пронин, М. И. Робов, И. Г. Ройко, М. А. Романов, В. А. Рулев, В. В. Савельев, В. А. Сапожников, В. А. Сизоненко, В. П. Скочинский, А. А. Собанин, В. А. Соломахо, В. П. Сопкин, А. С. Сухарский, В. В. Тарасенко, С. Г. Тужилин, В. Н. Усов, А. В. Фролов, Р. Г. Хлупина, Н. Ф. Халецкий, И. В. Цыганов, В. А. Щевелев, П. А. Широков, М. Ф. Яковлев.
Эдуард Владимирович Жунда скончался 11 января 2008 года от лучевой болезни, не стало и многих его сотрудников, работавших в Чернобыле. В списке отмечено, что два человека — В. К. Горецкий и Н. Н. Киселев получили медаль «За трудовую доблесть». К сожалению, мне не удалось сегодня разыскать чернобыльцев треста «СХМ» и рассказать более подробно об их работе в Чернобыле, но надеюсь, что после этой публикации кто-нибудь откликнется и удастся продолжить рассказ об их героическом труде на ЧАЭС.
Очень многие, вспоминая монтаж «Укрытия» и работу в Чернобыле, сравнивали обстановку на ЧАЭС с военной, а выполнение заданий с риском для здоровья. Но настрой был у всех такой, что никто не считался с собственным здоровьем. Главное — построить «Укрытие», и не только построить, а сделать эту работу в минимальные сроки, и многие задания выполнялись с опережением графика, утвержденного Правительственной комиссией. Вот такая была обстановка на монтаже — как на фронте. Все последующие работы, несмотря на их крупномасштабный объем, носили только дополняющий, заканчивающий, доделочный характер. Главное было сделано: 23 сентября — монтаж рамы («Самолета») под трубы, 28 сентября — окончание 4-й каскадной стенки, 1 октября — укладка трубчатого покрытия над центральным залом реактора. В этот день состоялся митинг со слезами радости на глазах людей, свершивших казавшееся несколько месяцев назад невозможное.
Козлова Е. А. Схватка с неизвестностью
