ВОЗМОЖНОСТЬ появления оружия массового уничтожения в арсеналах гитлеровской Германии во время войны представляла особую опасность. В Соединенных Штатах подобная перспектива, пожалуй, больше всего волновала группу ученых, эмигрировавших из фашистской Германии, Италии, Венгрии… Это объясняется тем, что они, во-первых, были физиками- атомщиками, а во-вторых, на собственном опыте знали, что такое фашизм. «Изгнанные физики знали, — писал немецкий ученый М. Борн, — что не будет спасения, если фашистской Германии первой удастся создать атомную бомбу. Даже Эйнштейн, который всю жизнь был пацифистом, разделял этот страх и дал уговорить себя нескольким молодым венгерским физикам, просившим предупредить президента Рузвельта».
Одним из первых в США информировал о возможном виде ядерного взрывчатого вещества декан физического факультета Колумбийского университета профессор Дж. Б. Петрам, который обратился с письмом к адмиралу С. Хуперу — заместителю начальника морских операций по техническим вопросам.
16 марта 1939 г. Адмиралу С. К. Хуперу
Управление начальника морских операций
Министерство ВМС Вашингтон
Сэр!
…Эксперименты, проведенные в физических лабораториях Колумбийского университета, показали, что могут быть созданы условия, при которых химический элемент уран окажется в состоянии освободить большой избыток своей атомной энергии, и что это может означать возможность использовать уран в качестве взрывчатого веществ а, которое выделяло бы в миллион раз больше энергии на килограмм вещества, чем любой известный тип взрывчатки. Мне лично кажется, что шансов здесь мало, но мои коллеги и я считаем, что нельзя пренебрегать даже малейшей возможностью, и поэтому я позвонил… сегодня утром, главным образом с целью установить канал, по которому результаты наших экспериментов могут, если в этом появится необходимость, быть переданы соответствующим лицам в министерстве ВМС США.
Профессор Энрико Ферми, который совместно с доктором Сцилардом, доктором Зинном, мистером Андерсоном и другими работает над этой проблемой в наших лабораториях, сегодня отправился в Вашингтон, чтобы вечером выступить перед Философским обществом, и завтрашний день пробудет в Вашингтоне. Он позвонит в Ваше управление и, если Вы пожелаете встретиться с ним, будет рад более определенно рассказать о состоянии этой проблемы в настоящее время.
Ферми… является профессором физики Колумбийского университета… был награжден Нобелевской премией… В этой области ядерной физики нет человека более компетентного, чем он.
Профессор Ферми недавно прибыл в нашу страну для постоянного жительства и в положенное время станет американским гражданином…
Искренне ваш Джордж Б. Пеграм, профессор физики
18 марта состоялась встреча Ферми в министерстве ВМС с группой военно- морских технических экспертов и штатских ученых. Начало встречи, когда дежурный офицер, докладывая о прибытии Ферми, громко произнес: «Там какой- то макаронник», ничего хорошего не предвещало. Мирный, бескорыстный, свободолюбивый иностранец вежливо уговаривал военных чужой страны осмыслить опасные последствия использования результатов научного открытия.
Офицер и эксперты с недоверием посматривали на ученого, вопросов не задавали, но просили и в дальнейшем информировать их о ходе работ. О каких вопросах могла идти речь, если они плохо понимали, что такое «нейтроны», «изотопы»? К тому же, Ферми сбивался, переходя с английского на итальянский.
В США был лишь один ученый, с которым считались, — А. Эйнштейн. Не потому, что ценили его знания, просто он был знаменит, а к таким людям в США относятся с почтением.
В июле 1939 г. физики Ю. Вигнер и Л. Сцилард встретились с А. Эйнштейном. Они заранее позвонили Эйнштейну и договорились о дне встречи.
Утром в воскресенье 16 июля Вигнер заехал за Сцилардом и отвез его на Лонг- Айленд. Они приехали на место к полудню, но не знали, как сориентироваться и найти нужный им дом, пока Сцилард не назвал имя Эйнштейна. «Мы уже были готовы плюнуть на все и отправиться обратно, в Нью-Йорк,— два венгерских мирового уровня физика, потерявшихся на загородных дорогах и изнемогающие от жары, когда я увидел мальчугана лет 7—8 на обочине. Я высунулся из окна и сказал: — Послушай, ты не знаешь случаем, где живет профессор Эйнштейн? Мальчонка знал и предложил показать дорогу».
За два года до этого Эйнштейна в этом же летнем прибежище посетил Ч. П. Сноу, тоже заплутал и оставил такое описание встречи:
«Он вошел в гостиную минуту-две спустя. Вокруг не было никакой другой мебели, кроме нескольких садовых стульев и маленького столика. Окно смотрело на залив, однако ставни были полуприкрыты от жары. Влажность была немыслимая.
В небольшом помещении голова Эйнштейна была такой, какою я ее себе представлял: величественной, но с очеловечивающим выражением иронии. Большой морщинистый лоб, ореол седых волос, шоколадного цвета, сильно навыкате, глаза. Не могу предположить, чего я мог бы ждать от человека с таким лицом, если бы не знал заранее, что хитрый швейцарец как-то сказал, что на нем ясно читается выражение лица хорошего мастерового, что он выглядит как надежный старомодный часовщик в маленьком городке, возможно, собирающий по воскресным дням бабочек.
Меня искренне удивило его физическое состояние. Он вернулся с лодочной прогулки, на нем не было ничего, кроме шортов. Массивное тело, очень сильные мышцы: он имел наклонность к полноте в области диафрагмы и ближе к плечам, почти как футболист среднего возраста, но все еще оставался необычно сильным человеком. Он был сердечен, прост и совершенно лишен застенчивости. Его большие глаза смотрели на меня, словно он размышлял: зачем я пришел, о чем я хочу поговорить?
…Прошло несколько часов. Смутно помню, что какие-то люди входили и выходили из комнаты, но не помню, кто они были. Удушающая жара. Здесь, по- видимому, не было установленного времени для еды. Я думаю, он уже ест мало, но продолжает курить трубку. Периодически вносят подносы с сандвичами — с ветчиной, сыром, огурцами. Все хаотично, как в Центральной Европе. Мы не пили ничего, кроме содовой».
В похожей обстановке ученые — Ю. Вигнер и Л. Сцилард — рассказали Эйнштейну о цепной реакции в уране и возможностях ее использования в военных целях. Они были переполнены научными новостями, догадками, прогнозами и спросили, что думает Эйнштейн о событиях в физике и возможно ли создание атомного оружия.
Эйнштейн, как обычно, был одет в свитере, в сандалиях на босу ногу, с руками, выпачканными мелом. Был он замкнут, молчалив.
Сцилард рассказал Эйнштейну об экспериментах с вторичными нейтронами в Колумбийском университете и о собственных расчетах применительно к цепной реакции в системе уран-графит. Много времени спустя он вспоминал, что, к его удивлению, Эйнштейн еще не слышал о возможности цепной реакции. Когда Сцилард упомянул о ней, Эйнштейн произнес по-немецки: «Я никогда не думал об этом!» Тем не менее, пишет Сцилард, он «очень быстро понял возможные применения реакции и высказал откровенное желание сделать все, что нужно. Он даже был готов взять на себя ответственность за подачу сигнала тревоги, хотя не исключалась возможность, что сигнал окажется ложным. Единственное, чего всерьез боятся многие ученые, — сделать из себя дураков. Эйнштейн был лишен такого страха, и именно это сделало его позицию в тот момент уникальной». Вначале было решено через бельгийскую королеву Елизавету, дружески относившуюся к Эйнштейну, предостеречь бельгийское правительство от дальнейшей продажи Германии больших количеств урана, добываемого в Конго, но затем от этой мысли отказались и решили направить письмо президенту Рузвельту: была широко известна его ненависть к фашизму.
Л. Сцилард посоветовался с коллегами и встретился с финансистом А. Саксом — другом и неофициальным советником Рузвельта, часто бывавшим у президента. Президент Рузвельт знал и ценил маленького, немного комичного, но проницательного и энергичного выходца из России. Выходцу из России А. Саксу было тогда сорок шесть лет. Сакс оценил значение информации о делении урана и вместе со Сцилардом заготовил проект письма.
2 августа Л. Сцилард уже с другим ученым, Э. Теллером, вновь поехали к Эйнштейну. Эйнштейн был утомлен. Он продиктовал несколько фраз, составленных, по-видимому, заранее. Потом Сцилард прочитал проект письма, написанного им совместно с Саксом. После короткого обмена мнениями был отредактирован и напечатан на машинке окончательный текст.
Впоследствии, вспоминая детали этой встречи, Сцилард рассказывал:
— Насколько я помню, Эйнштейн диктовал письмо Теллеру по-немецки, а я использовал текст этого письма как основу еще для двух вариантов: одного — сравнительно короткого, другого — довольно длинного. Оба они адресованы президенту. Я предоставил Эйнштейну возможность выбрать — он выбрал длинный вариант. Я подготовил также меморандум в качестве пояснения к письму Эйнштейна.
(Теллер, однако, утверждал, что Эйнштейн только подписал привезенное письмо. Так же рассказывал об этом и сам Эйнштейн.)
Прежде чем подписать письмо, Эйнштейн спросил:
— Имеем ли мы право убивать людей посредством энергии, которая скрыта природой за семью замками и недоступна людям?
— Энергия урана будет использована исключительно для самозащиты от фашизма, — сказал Сцилард.
— Но если фашизм будет повержен до того, как мы создадим бомбу?
— Тогда она ни в коем случае не будет применена в военных целях.
К сожалению, Сцилард тогда в это верил. Поверил и Эйнштейн.
Рузвельту было направлено письмо, вызвавшее серьезные последствия.
Альберт Эйнштейн, Олд Гров Ред, Нассау-Пойнт-Пеконик,
Лонг-Айленд 2 августа 1939 г.
Ф. Д. Рузвельту
Президенту Соединенных Штатов
Белый дом, Вашингтон
Сэр!
Некоторые недавние работы Ферми и Сциларда, которые были сообщены мне в рукописи, заставляют меня ожидать, что уран может быть в ближайшем будущем превращен в новый и важный источник энергии. Некоторые аспекты возникшей ситуации, по-видимому, требуют бдительности и, при необходимости, быстрых действий со стороны правительства. Я считаю своим долгом обратить Ваше внимание на следующие факты и рекомендации.
В течение последних четырех месяцев благодаря работам Жолио во Франции, а также Ферми и Сциларда в Америке стала вероятной возможность ядерной реакции в крупной массе урана, вследствие чего может быть освобождена значительная энергия и получены большие количества радиоактивных элементов. Можно считать почти достоверным, что это будет достигнуто в ближайшей будущем.
Это новое явление способно привести также к созданию бомб, возможно, хотя и менее достоверно, исключительно мощных бомб нового типа. Одна бомба этого типа, доставленная на корабле и взорванная в порту, полностью разрушит весь порт с прилегающей территорией. Такие бомбы могут оказаться слишком тяжелыми для воздушной перевозки.
Соединенные Штаты обладают малым количеством урана. Ценные месторождения его находятся в Канаде и Чехословакии. Серьезные источники — в Бельгийском Конго.
Ввиду этого не сочтете ли Вы желательным установление постоянного контакта между правительством и группой физиков, исследующих в Америке проблемы цепной реакции. Для такого контакта Вы могли бы уполномочить лицо, пользующееся Вашим доверием, неофициально выполнять следующие обязанности:
а) поддерживать связь с правительственными учреждениями, информировать их об исследованиях и давать им необходимые рекомендации, в особенности в части обеспечения Соединенных Штатов ураном;
б) содействовать ускорению экспериментальных работ, ведущихся сейчас за счет внутренних средств университетских лабораторий, путем привлечения частных лиц и промышленных лабораторий, обладающих нужным оборудованием.
Мне известно, что Германия в настоящее время прекратила продажу урана из захваченных чехословацких рудников. Такие шаги, быть может, станут понятными, если учесть, что сын заместителя германского министра иностранных дел фон Вайцзеккер прикомандирован к Физическому институту Общества кайзера Вильгельма в Берлине, где в настоящее время повторяются американские работы по урану.
Искренне Ваш Альберт Эйнштейн
Что заставило Эйнштейна, жившего вне мелочных интересов времени и отвергавшего всякие условности, окунуться в самую гущу событий? Что побудило его принять на себя громадную ответственность, когда он предложил открыть запечатанный самой природой сосуд, в котором дремал невероятной силы и коварства джинн?
В 1951 г. Эйнштейн в интервью одной японской газете так объяснил свою роль в создании атомного оружия: «Мое участие в создании атомной бомбы состояло в одном-единственном поступке: я подписал письмо президенту Рузвельту, в котором подчеркивалась необходимость проведения в крупных масштабах экспериментов по изучению возможности создания атомной бомбы. Я полностью отдавал себе отчет в том, какую опасность для человечества означал бы успех этого мероприятия. Однако вероятность того, что над той же самой проблемой с надеждой на успех могла работать и нацистская Германия, заставила меня решиться на этот шаг. Я не имел другого выбора, хотя всегда был убежденным пацифистом».
Физики-эмигранты, осознавшие опасность фашизма, спешили опередить Германию, стремящуюся использовать энергию атомного ядра для уничтожения жизни на земле.
Сакс не превратился в простого почтальона. Он являлся горячим сторонником решительных мер по предотвращению расползания фашистской опасности, мер, которые требовали особого внимания, грозя в противном случае умерщвлением цивилизации. Получив в начале марта 1939 г. приглашение выступить перед слушателями и преподавателями военной академии в Аннаполисе на тему о возрастающей угрозе войны, Сакс подготовил тезисы, которым дал название, определяющее его отношение к происходящему в мире, — «Заметки по поводу приближающейся войны и общекультурного кризиса в межвоенный период».
Письмо Эйнштейна Сакс передал Рузвельту не сразу. Только 11 октября, когда в Европе уже разгорелось пламя Второй мировой войны, Сакс был принят президентом. Нагруженный книгами и бумагами, он сам прочитал письмо Эйнштейна. Рузвельт внимательно выслушал его. Президент почти не задавал вопросов. Казалось, что он не был склонен добавить новое крупное начинание к тем и без того многочисленным проектам национальной обороны, которые недавно были начаты.
«Слишком странно звучат все эти вещи для политика, — сказал президент. — Мне кажется, что вмешательство администрации на этой стадии было бы преждевременным. Передайте вашим физикам, что я желаю им успеха в работе».
И Рузвельт перевел разговор на другую тему.
Сакс вынужден был подчиниться. Но он не был обескуражен и вскоре вновь попросил аудиенции.
— Президент приглашает мистера Сакса позавтракать с ним завтра утром, — прозвучал в телефоне голос секретаря.
— Ну, какую еще блестящую идею вы мне принесли? — спросил Рузвельт. — И сколько вам нужно времени, чтобы изложить ее?
— Сегодня я буду краток, господин президент, — сказал Сакс. — Я хочу напомнить вам один исторический факт. Молодой американский изобретатель явился к Наполеону и предложил ему построить флотилию паровых судов, которые могли бы пересечь Ла-Манш при любой погоде и обеспечить высадку десанта. Наполеону это показалось невероятным, и он высмеял изобретателя. Действительно, предложение звучало немного странно для политика. Говорят, Англия была спасена благодаря недальновидности императора. История редко прощает такие промахи.
Прояви тогда Наполеон больше воображения и воспользуйся этим предложением, история XIX столетия могла бы развиваться совершенно иначе, — добавил Сакс. — И в мире, существующем в 1939 г., кто будет первым главой государства, который поможет всеми средствами ученым-физикам, стремящимся дать своей родине оружие, превосходящее по мощи все, что было известно до настоящего времени?
Сакс подготовился к тому, что Рузвельт захочет прочесть письмо Эйнштейна и меморандум Сциларда. Однако ни тот, ни другой документ, с его точки зрения, не подходил для представления информации занятому президенту. «Я экономист, не ученый, — говорил он своим друзьям, — но у меня существовали давние отношения с президентом, и Сцилард и Эйнштейн признали, что я тот человек, который сделает сложный научный материал доступным для Рузвельта. Ни один ученый не мог всучить такой материал Рузвельту». Поэтому Сакс подготовил собственную версию истории о реакции деления, парафраз на темы Эйнштейна и Сциларда. Хотя он оставил оба документа у Рузвельта, он не читал вслух ни один из них. Он прочел не знаменитое с тех пор письмо Эйнштейна, а свое резюме из 800 слов — первый официальный отчет главе государства о возможности использования ядерной энергии для изготовления военного оружия. В отчете на первое место было поставлено производство нового вида энергии, на второе — изготовление радиоактивных материалов для медицины, а на третье — «бомбы доселе невиданной мощи и поражающей силы». Этот документ рекомендовал договориться с Бельгией о поставках урана, расширении и ускорении экспериментов, но указывал, что промышленность США или частные фонды могут пожелать взять на себя расходы. В этой связи Рузвельту следовало «назначить ответственное лицо и комитет для обеспечения контактов» между учеными и администрацией.
Сакс намеренно сначала перечислил возможные сферы мирного применения деления.
В конце разговора Сакс напомнил о лекции Ф. Остона в 1936 г. под названием «40 лет атомной теории» — она была напечатана в 1938 г. в сборнике «Основания современной науки», который Сакс представил в Белом доме; в этом докладе английский специалист насмехался «над нашими более древними и обезьяноподобными предшественниками», которые «возражали против нововведения, связанного с приготовлением пищи, указывая на смертельную опасность применения только что открытого средства — огня». Сакс прочитал целиком последний параграф лекции Рузвельту, подчеркнув заключительные фразы:
«Лично я не сомневаюсь, что субатомная энергия рассеяна вокруг нас и в один прекрасный день человек освободит и научится контролировать почти безграничную мощь. Мы не можем помешать ему сделать это, и остается только надеяться, что он не употребит ее только затем, чтобы разнести дверь соседа»,
На Рузвельта подействовал рассказ Сакса. Он слушал, наморщив лоб и не произнося ни слова. «Алекс, — спросил он, — Вы озабочены тем, чтобы нацисты не взорвали нас?». «Именно так», — ответил Сакс. За этими репликами последовало интермеццо в стиле Рузвельта. Вместо ответа президент позвонил слуге и попросил принести бутылку французского коньяка «Наполеон». Он наполнил две рюмки, чокнулся с Саксом и, улыбнувшись, сказал:
— В конечном счете то, чего вы добиваетесь, Алекс, это всеми средствами помешать нацистам пустить нас всех на воздух, не так ли?
— Совершенно верно, — ответил Сакс.
После этого Рузвельт нажал кнопку звонка и, написав записку, приказал немедленно передать ее адресату. Через несколько минут явился военный помощник генерал Э. Уотсон, носивший в близких к Рузвельту кругах странное прозвище Па, и Рузвельт сказал ему, указывая на принесенные Саксом бумаги:
— Па, это требует действий!
И машина подготовки к созданию атомной бомбы завертелась.
С трудом убедив власти США, физики получили возможность в глубочайшей тайне вдали от войны работать над проблемой овладения энергией атомного ядра, над созданием ядерного реактора. Это был подлинный заговор науки против фашизма, но участники заговора не до конца представляли себе будущее своего открытия.
Рузвельт направил генерала Э. Уотсона к директору Национального бюро стандартов Л. Бриггсу с указанием в кратчайший срок получить заключение о перспективе использования ядерных свойств урана.
Был создан Консультативный комитет по урану (Урановый комитет). В него вошли Л. Бриггс (председатель), два артиллерийских эксперта — капитан 3-го ранга Дж. Гувер и полковник К. Адамсон. Бриггс включил в комитет еще несколько человек, в том числе Ф. Молера, А. Сакса, Л. Сциларда, Э. Вигнера, Э. Теллера и Р. Робертса. Первое заседание комитета состоялось в октябре 1939 г.
Сцилард говорил о возможностях осуществления цепной реакции. Он оценил разрушительный потенциал урановой бомбы в 20000 т высокоэффективного ВВ.
Теллер сказал, что нужна небольшая помощь. В особенности с получением хорошего материала для замедления нейтронов: это графит, и он дорог.
«Сколько вам нужно денег?» — захотел знать капитан Гувер.
Сцилард не собирался просить денег. «Предоставление правительственных фондов на такие работы, как наша, вряд ли возможно, — объяснял он Пеграму на другой день, — и поэтому сам я избегал заговаривать об этом». Но Теллер ответил Гуверу определенно: «На первый год нужно 600 тыс. долл., в основном для приобретения графита».
Адамсон предвидел налет на общественную казну. «Здесь, — вспоминал потом Сцилард, — представитель армии разразился довольно длинной тирадой».
Он сказал нам, что наивно полагать, будто созданием нового оружия мы могли бы внести значимый вклад в оборону. Он сказал, что если новое оружие и создается, то обычно требуется война или две, чтобы узнать, хорошее оно или плохое. Потом он вымучил из себя, что в конечном счете войну выигрывает не оружие, а боевой дух. Он долго продолжал в том же роде, пока Вигнер, самый из нас вежливый, не прервал его. Своим высоким голосом Вигнер сказал, что ему было очень интересно это слушать. Он всегда считал, что оружие имеет большое значение, оно стоит денег, и именно поэтому армия должна потратиться. Однако очень интересно было узнать, что он не прав: не оружие, а боевой дух выигрывает войны. Если это так, может быть, имеет смысл заново оценить бюджет армии и, может быть, допустимо его подсократить».
«Ладно, ладно, — бросил Адамсон, — вы получите деньги».
1 ноября 1939 г. комитет представил президенту Рузвельту доклад, в котором говорилось о реальной возможности получения как атомной энергии, так и атомной бомбы.
17 ноября Бриггс узнал от Па (Уотсона) следующее. Президент прочитал отчет и решил отправить его в картотеку. В картотеке, безгласный и недвижимый, он пребывал до 1940 г.
О выделении первых субсидий от армии и флота для закупки делящихся материалов Бриггс доложил генералу Э. Уотсону 20 февраля 1940 г.
Следующее заседание Уранового комитета состоялось 28 апреля 1940 г. К тому времени стало известно, что в Германии для исследований по урану используются ученые Физического института Общества кайзера Вильгельма. Поэтому был поставлен вопрос о более эффективной поддержке работ и лучшей их организации. Однако исследовательские работы из-за управленческого бюрократизма, соперничества между различными военными и недальновидности политиков развертывались очень медленно.
Чтобы начать осуществление проекта, нужно было долго и подробно разъяснять и убеждать, но большинство просто не желало слушать. Нашлось немного энтузиастов, готовых платить большие деньги за осуществление фантастического на первый взгляд проекта. Еще меньше людей верило в его успех и необходимость. Ученые не видели никакой надобности бросать свою преподавательскую или исследовательскую работу, чтобы заниматься проектом, который военные вытащили неизвестно откуда.
По инициативе Сциларда 7 марта 1940 г. Эйнштейн направил Рузвельту второе письмо, в котором говорилось о возросшем интересе нацистской Германии к урану и о необходимости ускорить работу.
Эйнштейн писал: «С начала войны в Германии усилился интерес к урану. Сейчас я узнал, что в Германии в обстановке большой секретности проводятся исследовательские работы, в частности в Физическом институте Общества кайзера Вильгельма. Этот институт передан в ведение правительства, и в настоящее время группа физиков под руководством К. Ф. фон Вайцзеккера работает там над проблемами урана в сотрудничестве с Химическим институтом. Бывший директор института отстранен от руководства, очевидно, до окончания войны».
15 июня 1940 г. специальная консультативная группа, созданная Бриггсом в Национальном бюро стандартов, обсудила общее состояние проблемы. Было высказано пожелание, чтобы Урановый комитет изыскал фонды для проведения исследовательских работ по уран-графитовой системе.
Вскоре был организован Исследовательский комитет национальной обороны. Рузвельт дал указание о преобразовании Уранового комитета в подкомитет Исследовательского комитета национальной обороны, председателем которого был назначен В. Буш, имевший большой опыт в организации науки.
В подкомитет вошли Бриггс (председатель), Пергам, Юри, Бимс, Тьюв, Гэн и Брейт. Ученые иностранного происхождения были выведены из его состава. До лета 1941 г. он продолжал работать примерно в том же составе. По его требованию заключались контракты с научно-исследовательскими институтами. В течение зимы и весны 1940—1941 гг. и до ноября 1941 г. было заключено 16 контрактов на сумму 300 тыс. долл.
Летом 1941 г. подкомитет несколько расширился: в его составе были созданы подкомитеты по разделению изотопов, по теоретическим вопросам, вопросам производства энергии и тяжелой воды. С этого времени он стал называться Урановой секцией, или секцией S-1 Исследовательского комитета национальной обороны. Никто не знал о ее существовании, за исключением вице-президента Г. Уоллеса, В. Буша, Д. Конанта, военного министра Г. Стимсона и начальника Объединенного комитета начальников штабов генерала Джорджа Маршалла. Они составили так называемый Политический комитет, призванный заниматься вопросами определения общей правительственной стратегии в области использования атомной энергии в военных целях. Генри Уоллес номинально был его председателем. Но фактически два других человека определяли генеральную линию в этой открытой для человечества заново сфере деятельности — президент Рузвельт и его специальный помощник Гарри Гопкинс.
Весной 1941 г. Бриггс, понимая необходимость объективной оценки проблемы, обратился к Бушу с просьбой об учреждении Обзорного комитета. Буш в официальном письме к президенту Национальной академии наук Ф. Джюитту предложил создать такой комитет. Комитет был создан. В его состав вошли А. Комптон (председатель), В. Кулидж, Э. Лоуренс, Дж. Слейтер, Дж. Ванфлек и Б. Геррарди. Этот комитет должен был оценить военное значение проблемы урана и определить размеры затрат, необходимых для исследования этой проблемы.
В результате обсуждений Национальной академии наук были представлены доклады, на основании которых Буш пришел к выводу, что исследования урана необходимо проводить энергичнее. Буш передал все вопросы формирования работ с ураном на рассмотрение и решение Рузвельту. 27 ноября 1941 г. Буш лично доставил президенту доклад Национальной академии наук. Через два месяца Рузвельт вернул ему доклад с приложением записки, написанной широким пером черными чернилами на бланке Белого дома, которая содержала обычное указание о хранении государственных секретов, если не считать полномочия, вытекающие из ее первого жаргонного выражения (О. К.), и инициалов.
Записка президента: «Белый дом, Вашингтон, 19 января. В. Б. (Вэнневару Бушу). О. К. (одобряю). Возвращаю. Я полагаю, что вам лучше всего хранить этот материал в личном сейфе. ФДР (Франклин Делано Рузвельт)».
Президент согласился, что необходимо расширить исследования, по-другому организовать их, изыскать средства из специального источника и осуществить обмен подробной информацией с англичанами. Было решено поручить обсуждение вопросов общей «урановой» политики Высшей политической группе в составе президента и вице-президента США, военного министра, начальника генерального штаба, В. Буша и Дж. Конэнта.
Здесь необходимо сделать одно важное отступление.
В воскресенье 7 декабря 1941 г. в 7 часов утра по гавайскому времени на северной окраине о-ва Оаху два солдата американской армии на радарной станции «Опана» (установка для обнаружения самолетов), на которой они работали, заметили на экране осциллоскопа необычные помехи. Они решили, что большое меняющееся световое пятно «должно быть каким-то летающим объектом». Казалось, что летят 50 самолетов. Один из солдат связался с информационным центром на другом конце острова, где данные радиолокации и визуальной разведки были совместно нанесены на настольную карту. Лейтенант, принимавший это донесение по телефону, услышал слова оператора радарной установки, назвавшего обнаруженную цель «самой большой из всех, какие он когда-либо видел».
Армия и военно-морской флот были предупреждены о надвигающейся опасности японского нападения.
Генерал-лейтенант Уолтер К. Шорт, командующий гавайским военным округом армии США, 27 ноября получил шифрованное сообщение, подписанное от имени начальника штаба Джорджа Маршалла, в котором, в частности, было сказано следующее:
«Переговоры с Японией закончились, по-видимому, безрезультатно, и очень мала вероятность того, что японское правительство пожелает снова сесть за стол переговоров. Дальнейшие действия японцев непредсказуемы, и в любой момент можно ожидать с их стороны враждебных действий. Необходимо принять меры к тому, чтобы не вызвать тревогу, повторяю, не вызвать тревогу у гражданского населения и не раскрыть намерения».
Несколькими часами позднее аналогичное, но еще более конкретное сообщение получил от министра военно-морского флота адмирал Хазбенд Е. Киммел, командующий тихоокеанским флотом США, база которого находилась в Перл-Харборе, западнее Гонолулу, на южном побережье о-ва Оаху:
«Данную депешу следует рассматривать как предупреждение о войне. Переговоры с Японией, направленные на стабилизацию обстановки в районе Тихого океана, прекращены, и в ближайшие несколько дней ожидаются агрессивные действия со стороны Японии. Численность и оснащение японских войск, а также создание специальной оперативной группы военно-морских сил указывают на подготовку к десантной военной операции с высадкой на Филиппинах, Таи или полуострове Кра, а возможно, и на Борнео. Осуществите надлежащую подготовку к обороне для выполнения предписанных вам задач».
Перл-Харбор представляет собой мелкий огороженный водный бассейн, сообщающийся с океаном только через узкий канал. В 1941 г. на неровном восточном берегу залива размещались сухие доки, нефтехранилища и база подводных лодок. В это воскресное утро пять американских линкоров стояли на якоре попарно: «Оклахома» — пришвартованный к борту «Мэриленд», «Вест-Вирджиния» — к борту «Теннесси», плавучая мастерская «Вестал» — к борту «Аризоны», «Невада» и «Калифорния» стояли поодиночке, а флагман флота линкор «Пенсильвания» с двумя эсминцами занимал сухой док.
Первый эшелон японского военно-морского флота в составе 183 самолетов (40 торпедоносцев, 51 пикирующий бомбардировщик, 49 бомбардировщиков и 43 истребителя) застал противника врасплох. Все они поднялись с шести авианосцев, находившихся в 200 милях к северу. Вскоре стартовала вторая волна — 78 пикирующих бомбардировщиков, 54 бомбардировщика и 36 истребителей. Всего — свыше 350 самолетов. Авианосцев сопровождал мощный эскорт линейных кораблей, тяжелых крейсеров, эсминцев и подводных лодок. Все они вышли 25 ноября из залива Тоннанс Хитокапу на острове Итуруп и плыли, строго соблюдая радиомолчание, почти две недели через штормовой, но зато пустынный северный район Тихого океана.
Самолеты-торпедоносцы разделились на группы по два и три самолета и пикировали. 8 декабря 1941 г. в 07.58 командный центр на Форд-Айленд передал по радио всему миру свое отчаянное сообщение: «Воздушный налет на Перл-Харбор».
Через несколько минут после поражения первой торпедой линкор «Оклахома» перевернулся. Получив несколько торпед в борт, линкор «Вест-Вирджиния» загорелся и сел на дно на ровном месте. «Калифорния» затонул у пирса. Бомба попала в носовые боевые погреба «Аризоны», и корабль превратился в груду металлолома. Японские летчики обрушились на линкор — и корабль плотно сел на мель. Флагманский линкор «Пенсильвания» с двумя эсминцами «ЧССИН» и «Даунс» находились в сухом доке. Линкор практически не пострадал, его доля бомб досталась эсминцам. На линейный корабль «Юта» обрушился ливень бомб и торпед. Он перевернулся. Три легких крейсера — «Хелена», «Гонолулу», «Рэлей» — получили серьезные повреждения, эсминец «Шоу» пострадал при пожаре. Густой черный дым быстро затмил ясное гавайское утро, а в воде обгоревшие и кричащие от боли и ужаса люди пытались плыть через плотный слой горящей нефти. Японские истребители и бомбардировщики уничтожали самолеты на земле и обстреливали солдат и матросов, выбегающих их казарм в городках Хикам- Филд, Ива-Филд и Уиллер. Через час второй эшелон развернулся в боевой порядок для нанесения нового удара. В результате двух налетов было затоплено, опрокинуто или повреждено восемь линейных кораблей (потоплено пять линкоров, повреждено три), три легких крейсера, три эсминца и четыре других корабля — всего 18 кораблей, не считая затопленного сухого дока № 2. Повреждено или уничтожено 292 самолета, в том числе 117 бомбардировщиков. При этом ничем не спровоцированном нападении было убито 2403 и ранено 1178 американцев, военных и гражданских.
Вечером следующего дня президент Франклин Рузвельт, обращаясь к конгрессу на совместном заседании обеих палат, потребовал и добился объявления войны не только против Японии, но и против Германии и Италии.
«Данную депешу следует рассматривать как предупреждение о войне. Переговоры с Японией, направленные на стабилизацию обстановки в районе Тихого океана, прекращены, и в ближайшие несколько дней ожидаются агрессивные действия со стороны Японии. Численность и оснащение японских войск, а также создание специальной оперативной группы военно-морских сил указывают на подготовку к десантной военной операции с высадкой на Филиппинах, Таи или полуострове Кра, а возможно, и на Борнео. Осуществите надлежащую подготовку к обороне для выполнения предписанных вам задач».
Перл-Харбор представляет собой мелкий огороженный водный бассейн, сообщающийся с океаном только через узкий канал. В 1941 г. на неровном восточном берегу залива размещались сухие доки, нефтехранилища и база подводных лодок. В это воскресное утро пять американских линкоров стояли на якоре попарно: «Оклахома» — пришвартованный к борту «Мэриленд», «Вест-Вирджиния» — к борту «Теннесси», плавучая мастерская «Вестал» — к борту «Аризоны», «Невада» и «Калифорния» стояли поодиночке, а флагман флота линкор «Пенсильвания» с двумя эсминцами занимал сухой док.
Первый эшелон японского военно-морского флота в составе 183 самолетов (40 торпедоносцев, 51 пикирующий бомбардировщик, 49 бомбардировщиков и 43 истребителя) застал противника врасплох. Все они поднялись с шести авианосцев, находившихся в 200 милях к северу. Вскоре стартовала вторая волна — 78 пикирующих бомбардировщиков, 54 бомбардировщика и 36 истребителей. Всего — свыше 350 самолетов. Авианосцев сопровождал мощный эскорт линейных кораблей, тяжелых крейсеров, эсминцев и подводных лодок. Все они вышли 25 ноября из залива Тоннанс Хитокапу на острове Итуруп и плыли, строго соблюдая радиомолчание, почти две недели через штормовой, но зато пустынный северный район Тихого океана.
Самолеты-торпедоносцы разделились на группы по два и три самолета и пикировали. 8 декабря 1941 г. в 07.58 командный центр на Форд-Айленд передал по радио всему миру свое отчаянное сообщение: «Воздушный налет на Перл-Харбор».
Через несколько минут после поражения первой торпедой линкор «Оклахома» перевернулся. Получив несколько торпед в борт, линкор «Вест-Вирджиния» загорелся и сел на дно на ровном месте. «Калифорния» затонул у пирса. Бомба попала в носовые боевые погреба «Аризоны», и корабль превратился в груду металлолома. Японские летчики обрушились на линкор — и корабль плотно сел на мель. Флагманский линкор «Пенсильвания» с двумя эсминцами «ЧССИН» и «Даунс» находились в сухом доке. Линкор практически не пострадал, его доля бомб досталась эсминцам. На линейный корабль «Юта» обрушился ливень бомб и торпед. Он перевернулся. Три легких крейсера — «Хелена», «Гонолулу», «Рэлей» — получили серьезные повреждения, эсминец «Шоу» пострадал при пожаре. Густой черный дым быстро затмил ясное гавайское утро, а в воде обгоревшие и кричащие от боли и ужаса люди пытались плыть через плотный слой горящей нефти. Японские истребители и бомбардировщики уничтожали самолеты на земле и обстреливали солдат и матросов, выбегающих их казарм в городках Хикам- Филд, Ива-Филд и Уиллер. Через час второй эшелон развернулся в боевой порядок для нанесения нового удара. В результате двух налетов было затоплено, опрокинуто или повреждено восемь линейных кораблей (потоплено пять линкоров, повреждено три), три легких крейсера, три эсминца и четыре других корабля — всего 18 кораблей, не считая затопленного сухого дока № 2. Повреждено или уничтожено 292 самолета, в том числе 117 бомбардировщиков. При этом ничем не спровоцированном нападении было убито 2403 и ранено 1178 американцев, военных и гражданских.
Вечером следующего дня президент Франклин Рузвельт, обращаясь к конгрессу на совместном заседании обеих палат, потребовал и добился объявления войны не только против Японии, но и против Германии и Италии.
По материалам: Иойрыш А. И. Бомба. — М. : ЦНИИатоминформ, 2000