Кого только не привлекали в нашей стране за последние полвека к ликвидации последствий радиационных аварий: солдат и офицеров различных министерств и ведомств, военнообязанных, призванных на специальные сборы (т.н. «партизан»), курсантов и студентов высших учебных заведений, рабочих и колхозников, и даже школьников. Шли годы, менялись руководители государства, объекты аварий, не изменялась лишь практика использования «ликвидаторов». Да и сегодня в этом вопросе еще не все в порядке.
Цена жизни
Высокая аварийность на ядерных объектах была обусловлена, во многом, сложностью и новизной решаемых задач. Первопроходцам атомной промышленности приходилось осваивать совершенно новые производства, не имеющие аналогов, использовать оборудование, не предназначенное для работы в жестких условиях радиации. Однако главными причинами большого числа жертв среди работников атомных производств, ликвидаторов аварий и проживающего вблизи населения были авральные методы работы, наличие чрезмерного режима секретности, заниженные показатели ценности человеческой жизни в СССР. Промышленное оборудование ценилось выше здоровья и жизни персонала, а о вредном влиянии ядерных объектов на природную среду и население близлежащих деревень вопрос не ставился вовсе. На тех же принципах основывалось и реагирование на аварийные ситуации: многие работы производились вручную, без соответствующих средств защиты, с превышением норм облучения.
Первая тяжелая радиационная авария в Советском Союзе случилась 19 июня 1948 года, на следующий же день после выхода атомного реактора по наработке оружейного плутония (объект «А» комбината «Маяк») на проектную мощность.
В результате недостаточного охлаждения нескольких урановых блоков произошло их локальное сплавление с окружающим графитом, так называемый «козел». Ликвидацией аварии руководил главный инженер комбината Е.П. Славский, будущий министр Атомпрома. Реактор был остановлен и в течение девяти суток «закозлившийся» канал расчищался путем ручной рассверловки. Допустимая доза облучения для ликвидаторов аварии была установлена специальным приказом директора комбината в 25 рентген. Уже на четвертый день весь мужской персонал реактора набрал установленную норму облучения. Затем к работам были привлечены солдаты строительных батальонов. Рассматривалось предложение об использовании заключенных, но оно не прошло по режимным соображениям. Людей, даже при такой норме, все равно не хватало, наиболее сознательных рабочих привлекали для работы в реакторном зале дважды и трижды. В этом случае сменный руководитель аварийных работ обычно «по-дружески» просил рабочего не брать с собой свой личный дозиметр. С солдатами было еще проще, их не пугали никакими дозиметрами.
Спустя месяц после первой аварии, 25 июля 1948 г., на реакторе был зарегистрирован аналогичный «козел». Реактор надо было снова останавливать. Однако на этот раз из Москвы последовал приказ: «Осуществить подъем мощности. Ликвидацию аварии произвести на действующем оборудовании». Такое решение можно с полным правом назвать варварским. На войне оно было бы равносильно приказу закрыть дот собственными телами. Но «атомный аврал» требовал выполнения государственного плана по наработке плутония любой ценой.
При проведении ремонтных работ в активную зону реактора попало много воды. Она усилила коррозию оборудования и уже к концу 1948 г. началась массовая протечка каналов. Работать в таком состоянии реактор не мог, и в январе 1949 г. его остановили для капитального ремонта. Возникла сложнейшая проблема, как заменить каналы и сохранить все ценные урановые блоки (запасной загрузки урана в стране в то время не было), уже частично облученные и сильно радиоактивные. Было принято решение, в нарушение существующей системы разгрузки, вручную поднимать блоки в центральный зал реактора, а после ремонта загружать их в новые каналы. Всего было извлечено более 39 тысяч блоков. В течение полуторамесячной работы переоблучился весь персонал объекта. На такую варварскую и одновременно героическую операцию могли решиться, наверное, только в СССР. Работавший в течение первых двух дней на сортировке блоков И.В. Курчатов получил дозу облучения приблизительно в 250 рентген и почти насильно был выведен из зала. По словам Е.П. Славского: «Это эпопея была чудовищная! Если бы (Курчатов) досидел, пока бы все отсортировал, еще тогда он мог погибнуть!». В тот год, около 60 процентов работников реактора получили дозы от 25 до 100 Р, а более 30 процентов – от 100 до 400 Р.
Им можно больше…
В декабре 1948 г. первая партия облученного в реакторе урана поступила на радиохимический завод для выделения плутония, и на объекте «Б» началась своя череда аварий. Технологическая схема этого производства была такова, что частые разливы радиоактивного раствора операторам установок (а это были, в основном, молодые женщины) приходилось ликвидировать вручную, с помощью тряпки и ведра. Делалось это зачастую голыми руками, поскольку перчаток на всех не хватало.
Работа в таком аварийном режиме привела к тому, что около двух тысяч работников комбината стали «носителями плутония», т.е. имели в своем организме превышение допустимого его содержания. Однако в это число не включены так называемые «солдаты-десорбщики» – военнослужащие, участвовавшие в ликвидации аварийных ситуаций вместо персонала.
Вот отсюда, со времени ликвидации первых радиационных аварий, руководили которыми, в том числе, и будущие «атомные» министры, берет свое начало отношение к солдату как к дешевой, по сути, рабской рабочей силе: «Им можно больше – ведь они поработают и уедут!».
Поэтому неудивительно, что первые случаи острой лучевой болезни в СССР были выявлены врачами, организованного в 1947 г. на «Маяке» медико-санитарного отделения, именно у молодых солдат.
Кыштымские «ликвидаторы»
Локальные аварии в начальный период деятельности «Маяка» происходили преимущественно на основном производстве. Отсюда, естественно, и ждали неприятностей, сюда направляли главные профилактические усилия по предотвращению возможных аварий. Но 29 сентября 1957 года беда пришла неожиданно с другой стороны, откуда ее ждали меньше всего, – с хранилища радиоактивных отходов. Там взорвалась емкость, содержавшая 20 миллионов Кюри радиоактивности. Специалисты оценили мощность взрыва в 70–100 т тринитротолуола. За 10 часов радиоактивное облако от взрыва прошло над Челябинской, Свердловской и Тюменской областями, образовав так называемый Восточно-Уральский радиоактивный след, площадью 23 тысячи квадратных километра.
Основная же часть выброса осела прямо на территории комбината «Маяк». Радиоактивному загрязнению подверглась значительная часть производственных и строящихся объектов, а также транспортных коммуникаций. В зону, мощность дозы облучения в которой в первые сутки составляла от нескольких десятков до нескольких сотен Рентген в час, попали пожарная и войсковая части, полк военных строителей и лагерь заключенных. Эвакуация началась только через 10 часов после аварии, когда было получено разрешение из Москвы.
Из-за высоких уровней радиации для дезактивации загрязненной территории требовалось очень много людей. На самые опасные и тяжелые работы, как всегда, были направлены солдаты-«добровольцы».
По официальной оценке, в ликвидации этой аварии в период 1957–1959 годов постоянно участвовало более 25 тысяч военнослужащих военно-строительных частей.
Да и что говорить о солдатах, если на радиационно-загрязненных территориях ВУРСа в конце 50-х – начале 60-х годов к ликвидации последствий аварии привлекались даже школьники местных деревень. «Малолетние ликвидаторы» занимались уборкой с полей и уничтожением загрязненной сельскохозяйственной продукции, ликвидацией кирпичных и деревянных строений в населенных пунктах, из которых были эвакуированы жители.
Как видим, в течение первого десятилетия деятельности атомной промышленности СССР вопросы безопасности производства и подготовки к реагированию на возможные аварии так и не стали превалирующими. Не существовало реальных планов действий в случае аварийных ситуаций. К ликвидации аварий и их последствий привлекался персонал предприятий, хотя в его должностных инструкциях эти работы не предусматривались. Для проведения же наиболее радиационно-опасных работ привлекались молодые солдаты как наименее ценный в глазах руководства материал.
Несомненно, что и среди «солдат-десорбщиков» и среди военных ликвидаторов также могли быть радиационно-пострадавшие, в т.ч. получившие плутониевое поражение. Однако, в отличие от персонала ядерных объектов, состояние здоровья этого «неучтенного контингента» никого сегодня не интересует. Спустя три десятилетия после аварии на «Маяке» отношение к обеспечению ядерной и радиационной безопасности, а также к вопросам аварийного планирования на ядерных объектах СССР во многом изменилось. Однако качество этих изменений не позволило ни предотвратить, ни адекватно среагировать на крупнейшую в истории человечества радиационную катастрофу – взрыв 26 апреля 1986 года 4 блока Чернобыльской атомной электростанции.
Невостребованные уроки Чернобыля
Анализируя причины аварии и ход аварийных работ в зоне Чернобыльской катастрофы, многие специалисты сходятся во мнении, что хотя советская командно-административная система и привела нас к этой трагедии, зато она наглядно показала свои «преимущества» при ликвидации последствий аварии. И главным из этих преимуществ была возможность одеть в робу «ликвидатора» любого советского человека.
Такого рода отношение к аварийному планированию и предопределило практически полную неготовность к оперативному реагированию на аварию всех министерств и ведомств, ответственных за эту работу.
Хаос начального периода Чернобыльской катастрофы общеизвестен. Однако были в то время подразделения, которые, не руководствуясь никакими аварийными планами, оперативно и профессионально отреагировали на случившееся. Это так называемые службы постоянной готовности – пожарные, милиция, служба «скорой медицинской помощи».
Первые пожарные подразделения прибыли на станцию спустя 5 минут после взрыва, который прозвучал в 1 час 23 минуты по полуночи и через пять часов ликвидировали пожар. Первому эшелону пожарных в количестве 69 человек пришлось бороться с огнем в условиях сильного радиационного излучения, к тому же при отсутствии предварительной радиационной разведки и специальных средств защиты. Отдавая должное мужеству этих людей, испытываешь двоякое чувство: с одной стороны, верность долгу, высокий профессионализм и умение действовать в сложной обстановке, а с другой – техническая неподготовленность к действиям в экстремальных условиях, к реальной оценке опасности, а значит, и высокая степень риска, для некоторых – обреченность. Практически все, кто первыми вступили в борьбу с пожаром, получили опасные дозы облучения, но ценой жизни и здоровья они сумели предотвратить распространение беспрецедентного пожара в большую по масштабам и последствиям катастрофу. Шестеро пожарных в ту ночь получили дозы внешнего и внутреннего облучения, не совместимые с жизнью – от 7 до 16 тысяч рентген. (Вспомним, что погибшим начальникам пожарных караулов, будущим героям Советского Союза, лейтенантам Владимиру Правику и Виктору Кибенку было 24 и 23 года).
Наряды милиции буквально приняли эстафету у пожарных. Через 50 минут после начала аварии перед личным составом была поставлена задача: закрыть въезд в город транспортным средствам, не связанным с ликвидацией аварии, обеспечить общественный порядок, перекрыть все подъезды к АЭС. Был канун воскресного дня, а живописные окрестности станции по выходным дням были местом паломничества отдыхающих. Милиционеры вступили в бой, не догадываясь об опасности, не представляя, какова она на самом деле, каков лик и образ «врага», как на него нападать и чем защищаться. Поэтому они оказались без дозиметров и средств индивидуальной защиты и, как следствие, многие из них получили сверхнормативные дозы облучения. Но инстинктивно они действовали правильно – резко сократили доступ в предполагаемую опасную зону. К семи утра в районе аварии действовало уже более тысячи сотрудников МВД. В подавляющем большинстве это были молодые люди в возрасте до 30 лет.
Правильными были на первом этапе аварии и действия медицинских служб. Информация медикам поступила через 15 минут после возникновения аварии. Помощь первым пострадавшим была оказана дежурным средним медицинским персоналом здравпункта станции. Через 30 минут в работу включились бригады «скорой помощи». Всю ночь, работая на станции, они самостоятельно вывозили пострадавших из зоны аварии, не пользуясь даже простейшими средствами защиты.
О работах по ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы написано и сказано очень много. Многие эксперты сходятся во мнении, что сама эта ликвидация была катастрофична. К аварийным работам было привлечено неоправданно большое число людей, призванных выполнять, зачастую, нереальные задачи.
Сразу же после аварии в зону ЧАЭС было введено большое количество военнослужащих, в том числе солдат срочной службы в возрасте 19–20 лет. В конце мая 1986 года принимается решение об ускорении дезактивационных работ. Было принято решение о массовом привлечении к дезактивационным работам резервистов, не имеющих опыта работы с источниками ионизирующих излучении. Масштабы и темпы запланированных дезактивационных работ не оценивались с позиций их реалистичности и возможных дозовых затрат.
К концу 1989 года в дезактивационных работах приняло участие более 225 тысяч военнослужащих (из них более 27 тысяч офицеров). А коллективная доза, полученная ими, составила около 1,5 млн человеко-бэр.
Самой же безумной идеей в начальный период аварийных работ было решение о форсированной очистке и подготовке к пуску 3-го, соседствующего с аварийным, энергоблока Чернобыльской АЭС. Против этого чисто политического, ничем не обоснованного решения выступали и военные, и «атомщики» и медики. Однако к их мнению не прислушались.
Всего же, к работам по ликвидации последствий катастрофы государством было мобилизовано около 600 тысяч человек. В том числе 340 тысяч военнослужащих, из них около 24 тысяч – кадровых военных. В основном это были мужчины в возрасте 30–40 лет – здоровые, энергичные, с профессиональной подготовкой.
Вместе с ними в первые месяцы после аварии работали солдаты срочной службы министерства обороны – юноши 18–20 лет, а также молодые сотрудники милиции и военнослужащие внутренних войск МВД (для обеспечения эвакуации г. Припяти и поддержания особого режима в зоне аварии, уже в первую неделю было привлечено более 3 тысяч человек). Все они, независимо от возраста, выполняли радиационно-опасные работы.
Так, согласно аварийному плану, для выявления радиационной обстановки утром 26 апреля в район аварии прибыл полк гражданской обороны Киевского округа. Однако со своими задачами он не справился. Шесть разведывательных машин УАЗ-469рх быстро вышли из строя, т.к. личный состав (солдаты срочной службы) получил значительные дозы облучения, а сами машины – загрязнены. Да и изначально эти машины были не оборудованы для работы в таких сложных условиях – не было никакой радиационной защиты, кабины были не герметичны. К исходу 27 апреля весь личный состав полка был госпитализирован!
По мнению многих военных и гражданских специалистов, высшее руководство аварийных работ, стремясь сберечь квалифицированный, технически обученный, опытный персонал для будущей деятельности в атомной промышленности и на атомных станциях, основную тяжесть работы по ликвидации последствий катастрофы переложило на военных и «партизан».
Не потому ли так велики дозы облучения у значительной части ликвидаторов первого периода? Например, по данным только Российского государственного медико-дозиметрического регистра, включающего информацию на 190 тысяч ликвидаторов, средняя доза внешнего облучения участников ликвидации последствий аварии составила около 12 рентген. Более 44% ликвидаторов получили дозы от 10 до 25 рентген. Как же нужно было организовать аварийные работы, чтобы так облучить сотни тысяч человек?
В воспоминаниях многих профессиональных «атомщиков» рефреном повторяется одна и та же мысль: «Настоящие профессионалы, работая в Чернобыле, не пострадали, т.к. соблюдали все требования безопасности. Они придерживались принципа минимизации облучения и не позволяли себе необоснованного риска. Но, к сожалению, туда бросили много дилетантов, которые не знали об опасности или пренебрегали ею. Дико было смотреть на толпы резервистов из Средней Азии, одетых в телогрейки, без «лепестков» или в респираторах от обычной пыли».
До Чернобыля была еще Чажма
Но если уж строить догадки, то нужно признать, что была в 1986 году и возможность другого, более позитивного сценария реагирования на аварию. Если бы мы учились на своих прошлых ошибках. Ведь за год до Чернобыля, 10 августа 1985 года, в Советском Союзе произошла другая крупная ядерная авария. Тогда при перезагрузке ядерного топлива на атомной подводной лодке К-431 на судоремонтном заводе в бухте Чажма Приморского края, в результате грубейших нарушений технологии проведения этой операции, произошел взрыв, который сорвал пятитонную крышку реактора и выбросил наружу все его радиоактивное содержимое. Все десять человек, проводивших регламентные работы, погибли мгновенно: взрывом тела разорвало на куски, а чудовищная радиация превратила останки в биомассу (по золотому обручальному кольцу одного из погибших, было установлено, что в момент взрыва уровень радиации достигал 90000 рентген в час).
Ликвидация аварии началась стихийно. Первыми бороться с аварией начали экипажи подводных лодок, стоявших поблизости. Работали, в чем придется, едва ли не в тапочках на босу ногу, подвергаясь страшному облучению. Никаких средств защиты у первого эшелона ликвидаторов не было, работали как с обыкновенным пожаром. Переоблучились тогда все, да и как могло быть иначе, если контроль за радиационной обстановкой практически не велся.
Как впоследствии описывали очевидцы, несмотря на гарь, копоть, гигантские языки пламени и клубы бурого дыма, вырывавшиеся из раскуроченной подводной лодки, в воздухе отчетливо чувствовался резкий запах озона, как после сильной грозы (первый признак мощного радиоактивного излучения). Люди его ощущали, но не задумывались, что, возможно, это радиация. Осознание произошедшего пришло позже, когда перед глазами людей предстала картина разрушенного ядерного реактора. Пожар на лодке удалось потушить за два с половиной часа. Через полчаса после этого прибыла аварийная флотская команда.
В поселке Шкотово, что в полутора километрах от завода, в этот день никто ничего особенного не заметил, т.к. не слышали взрыва. К вечеру появилась тревога – судоремонтники всегда возвращались в одно и то же время, а в тот день опаздывали на несколько часов. Потом стали просачиваться слухи, что на заводе случилась какая-то большая авария. Но это уже ближе к ночи, а днем все было, как обычно – люди возились по хозяйству во дворах, ходили по магазинам, отдыхали, ребятня беззаботно плескалась в море, хотя течение, подхватившее зараженную воду, уже разносило ее по всей акватории. К вечеру в поселке отключили связь, чтобы не было утечки информации. (Не правда ли, все это очень похоже на Припять 86-го).
При аварии пострадало 290 человек – 10 погибли в момент аварии, у 10 определена острая лучевая болезнь, у 39 – лучевая реакция. Значительная часть пострадавших – это военнослужащие, первыми начавшими ликвидировать последствия аварии.
Авария продемонстрировала полную неподготовленность к решению задач чрезвычайного реагирования многочисленных служб Тихоокеанского флота. Анализ аварии показал, что для ликвидации ее последствий потребовалось более двух тысяч человек и не менее 10 типов различных подразделений флота. Для координации действий возникла необходимость создания командного пункта управления, приглашения экспертов и консультантов, формирования штаба чрезвычайной ситуации, подразделений особого назначения, введение спецрежима работ и взаимодействия с гражданским населением, федеральными органами и т.д. Почти через год эти же недостатки, но ярче и контрастнее проявились в период ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Авария в бухте Чажма была своего рода предтечей катастрофы на Чернобыльской АЭС. Если бы чажминская трагедия сразу получила верную оценку, если бы масштабы ее и последствия не замалчивались, а опыт ликвидации последствий получил бы обобщение, многих непоправимых ошибок удалось бы избежать, когда грянул Чернобыль.
Сибирский Чернобыль
Казалось бы, после Чернобыля, крупнейшей в мировой истории ядерной катастрофы, система реагирования на чрезвычайные ситуации радиационного характера должна была коренным образом измениться. Однако 6 апреля 1993 года, при взрыве на радиохимическом заводе Сибирского химкомбината в Томске-7, система чрезвычайного реагирования снова дала сбой.
Авария была результатом нарушения технологического процесса, в результате которого произошел взрыв аппарата, содержавшего 25 кубических метров уран-плутониевого раствора. И здесь, как и в Чернобыле, не обошлось без «человеческого фактора». Операторы установки не заметили вовремя, что засорилась линия подачи воздуха для перемешивания растворов, что привело к недопустимому повышению температуры и давления в емкости. При взрыве, который сопровождался пожаром, произошло разрушение части строительных конструкций здания и выброс радиоактивных аэрозолей в окружающую среду. В результате аварии образовалась зона радиоактивного загрязнения местности, вытянутая до 25 километров в северо-восточном направлении, площадью около 100 квадратных километров.
О том, что и в этот раз многие службы не сумели четко сработать в чрезвычайной ситуации, писал по результатам работы комиссии при Государственном комитете по чрезвычайным ситуациям России ее председатель В.Владимиров: «Авария в Томске-7 показала, что, как и во время чернобыльской трагедии, в организации оповещения имеются серьезные недостатки. В соответствии с инструкцией, диспетчер комбината, принимая информацию об аварии, должен был немедленно передать ее директору, а тот принять решение о подъеме сил и средств, привлечении их к разведке, выяснению обстановки и ликвидации последствий случившегося. Но диспетчер больше часа не мог найти директора. Плохо было организовано и оповещение населения: не оказалось прямой связи с населенными пунктами, расположенными в 30-км зоне, которые могли попасть в радиоактивный след.
Неуверенно, к сожалению, действовали и работники областного штаба гражданской обороны. Радиоактивный след пересек автодорогу Томск-Самусь на протяжении трех километров. Однако пункты радиационного контроля и специальной обработки были выставлены только на следующий день. Начался стихийный прием всевозможных лекарств, содержащих йод, в результате чего имели место ожоги, особенно у детей. Слухи порождали недоверие к официальным сообщениям».
Да, чернобыльские события научили людей многому. И самому главному: не надеяться, что власти вовремя предпримут действия по их защите. Вот и приходится защищаться, кто как может. То, что это и сегодня именно так, подтвердили события 4–7 ноября 2004 года, когда население трех областей страны в панике пыталось защититься от несуществующей угрозы, связанной с аварийным инцидентом на Балаковской АЭС. И виновны в этой ситуации не только и столько «информационные террористы», сколько неповоротливость и непрофессионализм региональных властей.
Спустя 5 лет после аварии Счетная палата РФ, проверявшая Томскую область, снова сделала вывод, что региональные власти не готовы к крупномасштабным действиям в случае чрезвычайных ситуаций на Сибирском химкомбинате. Так, практически отсутствуют пути и средства эвакуации населения. Нужны громадные средства для того, чтобы закупить автобусный парк, построить дороги, объездной мост… Вот такое дежавю.
Заканчивая рассказ о ликвидаторах прошлых аварий, обратим внимание на то, что привлечение их к работам по ликвидации последствий аварий, в условиях отсутствия в СССР соответствующего законодательства, осуществлялось в административно-принудительном и добровольном порядке. Аварийные дозовые пределы и возрастные ограничения зачастую грубо игнорировались, что привело к необоснованному облучению большого контингента военнослужащих и лиц гражданского персонала репродуктивного возраста.
Будущие ликвидаторы
Современное российское законодательство определило зоны ответственности органов управления и государственной власти при ликвидации последствий радиационной аварии и защите населения. Так, в пределах зоны наблюдения вокруг ядерного объекта, противоаварийные работы будут выполнять, в основном, производственный персонал и ведомственные специализированные аварийно-спасательные формирования. При необходимости к этим работам могут быть привлечены также и специалисты региональных служб постоянной готовности. Обязанности по защите населения, попавшего в зону радиационного воздействия, возлагаются на региональные власти, их службы постоянной готовности и противоаварийные формирования.
История прошлых аварий свидетельствует, что для успешного проведения аварийных работ и обеспечения мероприятий по защите населения при крупной радиационной аварии, будет необходимо привлечение значительного числа специалистов различных профилей, не занятых ранее в работах по использованию атомной энергии. Это сотрудники милиции и военнослужащие внутренних войск (оцепление и охрана места аварии, регулирование дорожного движения в зоне аварии, обеспечение эвакуации населения, охрана имущества эвакуированного населения), сотрудники противопожарной службы (спасение людей и тушение пожаров в очаге радиационной аварии), работники медицинской службы (сортировка пострадавших, оказание неотложной медицинской помощи), водители пассажирских автопредприятий (вывоз эвакуируемого населения) и пр. Многие из этих специалистов будут привлекаться в экстренном порядке, в условиях неполной информации о сложившейся радиационной обстановке, т.е. их работы могут быть квалифицированы как потенциально радиационно-опасные, при которых возможен риск облучения свыше установленных нормативов.
В случае же радиационной аварии при транспортировке радиоактивных материалов вероятность того, что ответственность за проведение неотложных аварийно-спасательных мероприятий на острой стадии аварии ляжет именно на региональные службы постоянной готовности многократно возрастает.
Вместе с тем, нормативно-правовые акты в области радиационной безопасности накладывают ряд существенных ограничений на участие граждан в радиационно-опасных работах. Согласно этим документам, для привлечения к таким работам необходимо «добровольное письменное согласие» граждан и «их предварительное информирование о возможных дозах облучения и риске для здоровья». В них также отмечается, что ликвидаторами могут быть только «мужчины старше 30 лет, не имеющие медицинских противопоказаний к этим работам, обученные (с проверкой знаний) для работы в зоне радиационной аварии». Работы, связанные с возможным переоблучением, должны проводиться «под радиационным контролем по специальному разрешению (допуску)», в котором указываются предельная продолжительность работы и дополнительные средства защиты.
Практически же, многие из этих положений не нашли своего отражения ни в нормативных документах министерств и ведомств, подразделения и сотрудники которых должны будут участвовать в радиационно-опасных работах при проведении мероприятий по защите населения, ни в планах чрезвычайного реагирования на радиационные аварии на ядерных объектах и при транспортировке радиоактивных материалов. Это и понятно, если ввести в действие эти ограничения, ни один военнослужащий срочной службы Минобороны и МЧС, ни значительная часть сотрудников МВД не смогут быть привлечены к радиационно-опасным аварийным работам ввиду возрастного ценза.
Да и декларированный принцип добровольности при формировании корпуса ликвидаторов вносит значительную неопределенность в планы реагирования на чрезвычайные ситуации радиационного характера. Надежда на привлечение добровольцев, тем более призрачна, если вспомнить сегодняшнее отношение государства к участникам ликвидации прошлых радиационных аварий и атмосферу радиофобии в регионах расположения ядерных объектов, где аварии наиболее вероятны и где должны будут вербоваться ликвидаторы.
Такое положение при реагировании на крупную радиационную аварию должно будет реализоваться по одному из двух противоположных, негативных сценариев. Либо не в полной мере будут выполнены аварийные планы, в части привлечения сил и средств территориальных служб постоянной готовности и подразделений министерств обороны и чрезвычайных ситуаций, что скажется на защите населения и территорий. Либо, в нарушение российского законодательства, к ликвидации последствий радиационной аварии будут привлечены и подвергнуты риску переоблучения сотни или тысячи молодых сотрудников милиции, пожарных и военнослужащих.
Защита аварийных работников
Появившиеся в последнее время новые риски и угрозы безопасности людей и государств требуют и соответствующей к ним подготовки. Если этого не происходит, масштабы потерь приобретают катастрофический характер.
В качестве примера можно привести факты недавнего времени. 11 сентября 2001 года во время террористического нападения на нью-йоркский центр международной торговли при выполнении спасательных работ погибло 450 аварийных работников, в т.ч. 343 пожарных и 87 полицейских. Это приблизительно шестая частью общего числа жертв теракта. Более 100 аварийных работников серьезно пострадали.
Причины таких серьезных потерь среди спасателей уже не раз публично обсуждались. Интересно другое: как на них отреагировало общество. Уже через три месяца после этого события в Нью-Йорке состоялась конференция, посвященная проблемам защиты аварийных работников. Один из ее главных выводов звучал следующим образом:
«В период бедствий безопасность нации зависит от профессионализма специалистов чрезвычайного реагирования. Никакие события не продемонстрировали эту истину так драматично, как катастрофические террористические нападения 11 сентября 2001 г. То же истинно каждый раз, когда нация сталкивается с крупными природными бедствиями или техногенными авариями. Специалисты чрезвычайного реагирования являются обязательной частью системы безопасности страны. Для того чтобы гарантировать, что эта система сможет достойно встретить вызовы крупных бедствий, нация должна предпринять все необходимые меры, чтобы защитить жизнь и здоровье аварийных работников от рисков, свойственных их работе».
На конференции, в которой участвовали непосредственные участники сентябрьских событий, руководители органов власти и служб постоянной готовности были приняты решения о проведении исследовательских работ по вопросам организационной и технической готовности, а также индивидуальной защиты аварийных работников. Результаты выполненных исследований, в ходе которых были выявлены многие недоработки в этой области, были опубликованы и стали объектом общественного обсуждения. Многостраничные отчеты «Protecting emergency responders» не только вскрывают старые ошибки, но и исследуют проблему через призму новых угроз.
Такого рода отношение к защите людей, рискующих своим здоровьем и жизнью во имя безопасности своих сограждан можно только приветствовать. А положительный опыт таких исследований должен быть изучен и применен и в нашем отечестве.
Возвращаясь к вопросу привлечения к радиационно-опасным работам людей, не связанных ранее профессионально с источниками радиации, попробуем сформулировать основные проблемы, на которые необходимо обратить особое внимание.
Привлечение к ликвидации последствий радиационных аварий военнослужащих
Помощь Вооруженных Сил при проведении аварийно-спасательных работ во время крупных бедствий и аварий является общемировой практикой. В России, согласно статье 16 федерального закона «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера», «для ликвидации чрезвычайных ситуаций могут привлекаться специально подготовленные силы и средства Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск и воинских формирований».
И эти силы и средства существуют – это специализированные аварийно-спасательные формирования министерства обороны, предназначенные для реагирования на аварии с ядерным оружием. На самом же деле, основной опор в планах реагирования на аварии на АЭС и других объектах ядерного комплекса России сделан на инженерные войска и подразделения радиационной и химической защиты Минобороны и МЧС. Именно они ежегодно участвуют в учениях по ликвидации последствий радиационных аварий. На них возлагаются задачи по радиационной разведке, расчистке завалов и дезактивации. Но, радиационная разведка, по определению проводится в условиях неопределенной радиационной обстановки, что влечет за собой тот самый риск сверхнормативного облучения, который не допускается для лиц моложе 30 лет. В армейских же подразделениях должности разведчиков занимают солдаты срочной службы, которых, как известно, призывают в возрасте 18–27 лет.
Участие в радиационно-опасных работах лиц молодого возраста
Как уже отмечалось выше, в ликвидации последствий радиационных аварий всегда участвовало большое количество молодежи. Это не было вызвано особой необходимостью, а являлось следствием сложившейся в те годы системы организации аварийных работ.
Впервые возрастные ограничения при аварийном облучении были введены в практику в 1961 году «Санитарными правилами работы с радиоактивными веществами» № 333-60. К тому времени уже были закончены, длившиеся более двух лет работы по ликвидации последствий аварии 1957 года на ПО «Маяк», основная тяжесть которых и лежала на молодых военнослужащих.
Должны были действовать эти возрастные ограничения и в период Чернобыльской катастрофы и в Томске-7 в 1993 году. Но, давайте вспомним. Кто тушил ядерный пожар 26 апреля 1986 года? Вечно молодые лейтенанты Правик и Кибенок с такими же молодыми украинскими парнями-пожарными. Кто первым подъехал к развалинам радиохимического цеха в Томске-7 и исследовал сложившуюся радиационную обстановку после взрыва? Двадцатиоднолетний лейтенант Шарлаимов. Что-то так и не сложилось за те 30 лет, что действовали эти нормативные ограничения, если первыми к ликвидации радиационной аварии приступали двадцатилетние юноши.
Что ж, нормы, ограничивающие аварийное облучение лиц моложе 30 лет, поддерживаются и современными радиационно-гигиеническими нормативами. Может быть, сегодня ситуация изменилась и для осуществления радиационно-опасных работ заранее отбираются пожарные, милиционеры и другие аварийные работники, отвечающие требованиям норм радиационной безопасности и закона о радиационной безопасности населения?
Для того чтобы разобраться в этом вопросе, автор статьи организовал и провел в декабре 2002 года в г. Челябинске «круглый стол» на тему «Проблемы чрезвычайного реагирования и защиты населения при радиационных авариях в Челябинской области», на котором присутствовали первые-вторые руководители всех заинтересованных организаций и служб.
В ходе обсуждения проблемы было выяснено, что на сегодняшний день подразделения территориальных служб постоянной готовности, которые будут привлекаться к аварийным работам, либо к их обеспечению, ни законодательно, ни организационно, ни технически не подготовлены к такому роду деятельности. Отсутствуют ведомственная нормативно-правовая база, регулирующая их участие в аварийно-спасательных работах при радиационных авариях, инструктивно-методические документы, определяющие тактику действий в чрезвычайных ситуациях радиационного характера. Программы обучения сотрудников служб постоянной готовности ориентированы на действия в условиях ядерного нападения в военное время и не отражают тематики, необходимой для участия в работах в зоне радиационной аварии. И это при том, что чуть раньше, например, на ПО «Маяк» государственная противопожарная служба проводила учения, на которые в качестве резерва второго и третьего эшелонов, в связи с «переоблучением сил первого эшелона», планировалось привлекать сотрудников пожарной охраны Челябинской области, которые, к такого рода работам никогда не готовились. И уж при таком планировании точно не учитывались ни возрастные, ни медицинские ограничения, ни принцип добровольности.
Как отмечается все в той же монографии «Крупные радиационные аварии»: «Быстрые неотложные меры (по защите населения) оказываются в сотни и даже миллионы раз более эффективные, чем запоздалые и неоправданные вмешательства». Действительно, от подразделений территориальных служб постоянной готовности, время прибытия которых в район аварии исчисляется минутами, во многом зависит как скорость ее локализации, так и время начала защитных мероприятий в отношении населения. Поэтому, все вопросы, связанные с ограничениями в отборе аварийных работников, должны быть решены заблаговременно.
Регламентация планируемого повышенного облучения для привлеченных работников
В различные периоды времени в нашей стране действовал целый ряд документов, регламентирующих облучение персонала при авариях. В 1948 году, с началом работы первого «плутониевого» завода, была установлена доза однократного аварийного облучения 25 рентген (при допустимой за год – 30 Р). В 1951 году, после серии аварий на первом промышленном реакторе, при ликвидации которых персонал получал значительно более высокие дозы, норматив аварийного облучения увеличили до100 Р в год, сохранив норму однократного аварийного облучения на том же уровне. По сути, норма планируемого повышенного облучения в 25 бэр (250 мЗв) просуществовала до 2000 года, когда НРБ-99 снизили ее до 200 мЗв.
В то же время, для понимания идеологии ограничения аварийного облучения, интересно ознакомиться с международными нормами безопасности в отношении аварийных работников. Вот как их трактует один из основополагающих документов МАГАТЭ в этой области:
«Работники, выполняющие действия, при которых дозы могут превысить значение максимального предела дозы за один год, являются добровольцами. Если в таких действиях участвуют военнослужащие, то в некоторых обстоятельствах эти требования могут не применяться. Облучение военнослужащих, однако, ограничивается специальными уровнями, которые на эти случаи должны устанавливаться регулирующим органом».
Последний абзац в этой цитате довольно показателен. Международный орган, содействующий мирному использованию атомной энергии, под обложкой «требований безопасности» не рекомендует применять к военнослужащим, привлекаемым к ликвидации радиационных аварий, принцип добровольности и общепринятые нормы аварийного облучения.
В этой связи, интересно отметить то, как вопрос установления предела дозы допустимого облучения для ликвидаторов-военнослужащих решался в ходе аварийных работ на Чернобыльской АЭС. Очень красноречиво об этом рассказал в своих воспоминаниях военный медик лауреат Государственной премии академик Ф.И. Комаров:
«В первые дни катастрофы на Чернобыльской АЭС главный гигиенист Министерства обороны доложил начальнику Центрального военно-медицинского управления (ЦВМУ) о необходимости ввести для военнослужащих дозовый предел 25 бэр. Предложение основывалось на требованиях приказа министра обороны СССР 1983 г. № 285 и рекомендациях НРБ-76. Этот вопрос требовалось согласовать с председателем национальной комиссии по радиационной защите академиком РАМН Л.А. Ильиным. При первой встрече Л.А. Ильин просил не спешить и отложить согласование на несколько дней. При повторной встрече вопрос был согласован и дозовый предел в 25 бэр был утвержден начальником ЦВМУ МО СССР.
В первых числах мая по поручению начальника ЦВМУ главным гигиенистом Министерства обороны данное решение по телефону было сообщено начальнику химических войск Министерства обороны генерал-полковнику В.К. Пикалову, который в ответ на это заявил следующее: «Вы мне лекции не читайте. Здесь находится заместитель министра здравоохранения СССР Е.И. Воробьев и другие корифеи медицины, и мы решили установить дозовый предел для военнослужащих 50 бэр, как это регламентировано на военное время».
Решение об установлении дозового предела в 25 бэр в первых числах мая было передано для исполнения также начальнику медицинской службы Киевского военного округа генерал-майору медицинской службы В.Н. Фадееву, который вскоре доложил, что командование требования медицинской службы выполнять не намерено, и для решения вопроса требуется директива Генерального штаба ВС СССР.
По прибытии в Чернобыль группа специалистов ЦВМУ в ночь с 13 на 14 мая 1986 г. составила проекты приказов начальника оперативной группы по обеспечению радиационной безопасности – приказ № 1, по профилактике эпидемий – приказ № 2. 14 мая начальник оперативной группы генерал армии И.А. Герасимов эти приказы подписал, но из приказа по радиационной безопасности исключил первую фразу о дозовом пределе 25 бэр.
В этот же день главный гигиенист Министерства обороны посетил 122-й мобильный отряд химических войск, который с 27 апреля 1986 г., ежедневно 2 раза в сутки, проводил радиационную разведку на ЧАЭС. 52 военнослужащих этого отряда подверглись воздействию облучения от 25 до 72 бэр. У командира отряда зарегистрирована доза 58 бэр. На вопрос: «Почему он получил такую высокую дозу?» – тот ответил: «Если бы командир не был впереди, никто из солдат не пошел бы в опасную зону». Все военнослужащие, получившие дозу облучения 25 бэр и более, 12 мая 1986 г. были госпитализированы. После получения данных, свидетельствовавших о наличии лучевой реакции у облученных, главный гигиенист Министерства обороны доложил в ЦВМУ с предложением немедленно подготовить приказ Министерства обороны о введении дозового предела 25 бэр.
21 мая 1986 г. приказом министра обороны СССР № 110 дозовый предел 25 бэр был определен для всех военнослужащих, привлеченных к ликвидации последствий катастрофы. С введением в действие этого приказа санитарный надзор за радиационной безопасностью (военнослужащих) приобрел правовую основу».
Итак, потребовалось 25 дней для того, чтобы понять, что и с правовой и с физиологической точки зрения (в отношении радиационно-опасных работ в мирное время) военнослужащие такие же люди, как и остальные граждане страны. (Отметим здесь, что в военное время действуют другие радиационно-гигиенические нормативы, приоритетным критерием которых является сохранение бое- и работоспособности войск – однократное облучение – 50 сГр (бэр), многократное облучение в течение 1 года – 300 сГр(бэр)).
Правда, это не изменило общего отношения к «ликвидаторам в погонах». И хотя, не существовало никаких законных причин использования военнослужащих на наиболее опасных участках работ, эта практика осуществлялась в зоне Чернобыльской аварии повсеместно и постоянно. А это, соответственно, привело к тому, что средние дозы облучения военнослужащих превышали дозы облучения других категорий аварийных работников в 1986 году – от 1,5 до 15 раз, а в 1987 – от 2 до 6 раз.
МАГАТЭ в ряде своих последних документов рекомендовало, в зависимости от важности задач, применять несколько уровней общей эффективной дозы облучения аварийных работников:
Действия по спасению жизни – ~ 500 МЗв.
Предотвращение развития катастрофических последствий – ~ 100 МЗв.
Проведение срочных защитных мероприятий – ~ 50 МЗв».
Кроме того, для действий по спасению жизни, в случае если это оправдано, уровень облучения аварийных работников может превышать 500 МЗв.
В России, в соответствии с требованиями НРБ-99, «лица, не относящиеся к персоналу, привлекаемые для проведения аварийных и спасательных работ, приравниваются к персоналу группы А» и на них распространяется норма планируемого повышенного облучения 200 мЗв в год. В то же время, персонал группы А – это профессиональные работники, специально отобранные, которые непосредственно работают с техногенными источниками излучения. Они получают наиболее высокие дозы облучения, обусловленные условиями их профессиональной деятельности, но за это пользуются целым рядом социальных льгот. На этом и основана (научно обоснованная и имеющая своей целью сохранение здоровья отдельного человека и популяции в целом) десятикратная разница в дозовых нормативах для персонала и населения. Поэтому применение к специалистам аварийно-спасательных служб и формирований таких же нормативов планируемого повышенного облучения, как и для персонала группы А, не совсем корректно. Они отобраны по другим медицинским и психологическим критериям и до привлечения их к аварийным работам, согласно нормам радиационной безопасности, принадлежат к категории «население».
Говоря же о нормах облучения военнослужащих, нужно лишь отметить, что согласно тем же НРБ-99 никакие ведомственные нормативные и методические документы не должны противоречить их требованиям.
Интересно и то, что почти все ограничительные меры по облучению во время радиационных аварий нормируются лишь санитарными нормами и до сих пор не утверждены законодательно. Хотя некоторые специалисты и организации пытаются внести различные изменения и дополнения в этой области в федеральный закон «О радиационной безопасности населения». Вот лишь несколько примеров этих предложений:
1. Планируемое повышенное облучение лиц из населения, привлекаемых к проведению аварийных и спасательных работ, не допускается.
2. Планируемое повышенное облучение допускается только для персонала группы А, мужчин старше 30 лет при их добровольном и письменном согласии…
3. В Законе не отражен механизм привлечения к ликвидации последствий радиационных аварий аварийно-спасательных формирований работников милиции, пожарных, а также солдат срочной службы, офицеров МО и МЧС.
4. Предлагается присвоить им статус персонала группы «Б». Письменное согласие на участие в ликвидации последствий радиационных аварий, в том числе для мужчин младше 30 лет дается заранее при трудоустройстве, заключении контракта, призыве на военную службу, назначении на должность и т.д..
Не оценивая сути этих предложений, все же нельзя отрицать, что в основополагающем законе о радиационной безопасности населения вопросы аварийного реагирования и планируемого повышенного облучения должны быть прописаны более конкретно и однозначно. А потенциальные ликвидаторы должны заранее, в ходе ежегодного обучения мерам безопасности при работах в зоне радиационной аварии, знакомиться с нормативами возможного повышенного облучения. Это позволит им, при необходимости, заблаговременно получить любые необходимые знания о риске для здоровья от такого уровня облучения и осознанно принимать решение о своем участии в радиационно-опасных работах.
Проблемы аварийного радиационного контроля
Согласно российскому законодательству все аварийные радиационно-опасные работы должны вестись под постоянным индивидуальным дозиметрическим контролем. Наша страна уже имеет негативный трагический опыт в этом вопросе. Так эффективную работу служб дозиметрического контроля в период Чернобыльской катастрофы удалось обеспечить лишь через 2 месяца после начала аварийных работ. Именно отсутствие аварийного индивидуального дозиметрического контроля у ликвидаторов первого эшелона привело к переоблучению более 50% и гибели 28 человек из них.
А вот как оценено состояние аварийного радиационного контроля по категориям аварийных работников в монографии украинских ученых «Чернобыльская катастрофа»: «Дозиметрическое сопровождение кадровых офицеров, служащих Советской армии и внутренних войск МВД, срочной службы, сотрудников милиции и КГБ на начальном этапе аварии отсутствовало.
Одна из наиболее многочисленных среди участников ЛПА групп – резервисты Советской армии, призванные из запаса для прохождения спецсборов – характеризуется наибольшей неопределенностью в величинах полученных доз. Индивидуальный дозиметрический контроль в воинских частях был организован не на должном уровне, в ряде случаев данные дозиметрии умышленно искажались в сторону занижения с целью непревышения аварийной ПДД. Вместе с тем характер и локализация работ, выполнявшихся представителями этой группы (дезактивация помещений, оборудования и местности на участках с сильным радиационным загрязнением), позволяют предположить, что дозы облучения резервистов значительно выше зарегистрированных официально.
И что еще очень важно, для наиболее облученных групп участников ЛПА (персонал, резервисты) дозы до настоящего времени остались неизвестными и требуют ретроспективного восстановления и ревизии».
Следует также отметить, что участники ликвидационных работ двух последних крупных радиационных аварий (на Чернобыльской АЭС в 1986 г. и на Сибирском химическом комбинате в 1993 г.) подвергались комбинированному облучению за счет потоков внешнего гамма-, бета-излучения и внутреннего облучения в результате ингаляционного поступления радионуклидов. Однако оперативная индивидуальная дозиметрия бета-излучения и внутреннего облучения большой численности участников аварийных работ и сегодня продолжает оставаться серьезной нерешенной проблемой на предприятиях ядерно-топливного цикла. Тем более, она не решена в отношении лиц, привлекаемых к обеспечению защитных мероприятий в отношении населения.
Отдельным вопросом является обеспечение экстренного контроля альфа-излучения при специфических авариях, связанных с диспергированием плутония и других трансплутониевых элементов. И если специализированные аварийно-спасательные формирования подготовлены к этому и технически и нормативно, то защита сотрудников, привлекаемых к этим работам территориальных подразделений постоянной готовности, остается нерешенной проблемой. Это и понятно. С начала 90-х годов прошлого века ведомства, обеспечивающие функционирование ядерно-оружейного комплекса, лоббируют проект многострадального федерального закона «О создании, эксплуатации, ликвидации и обеспечении безопасности ядерного оружия». В частности, в полномочия органов государственной власти субъектов Российской Федерации они включили обязанности по участию «в ликвидации последствий аварий ядерного оружия и на ядерных объектах и по подготовке региональных кадров для этого». В реальности же, начавшийся полтора десятилетия назад процесс ядерного разоружения, проходил без участия в нем региональных органов власти. Соответственно, не были своевременно обеспечены и системы подготовки и защиты территориальных аварийных работников и населения.
Еще одним тонким вопросом является обеспечение экстренного аварийного радиационного контроля участников ликвидации транспортных радиационных аварий. Специфика транспортных аварий (необходимость принятия срочных противоаварийных мер, удаленность от мест дислокации специализированных аварийно-спасательных формирований) предполагает, что первыми, оказавшимися на месте аварии, наиболее вероятно, будут работники транспорта, сотрудники органов внутренних дел и противопожарных подразделений. В тоже время, даже в разработанных на эти случаи правилах безопасности по реагированию на ранней стадии аварии, содержатся прямо противоречащие требования.
Так, одни правила требуют проводить индивидуальный дозиметрический контроль персонала, участвующего в противоаварийных работах. А другие – спасать людей, тушить пожар, оцеплять зону аварии и пр. «до прибытия специалистов по радиационному контролю». В качестве особого требования к противоаварийным мероприятиям при перевозках автомобильным транспортом, вводится обязанность перекрытия движения автомобильного транспорта на месте аварии «до проведения радиационного контроля».
Таким образом, специалисты территориальных подразделений постоянной готовности, первыми прибывшие к месту транспортной радиационной аварии, должны будут либо самостоятельно вести радиационный контроль (а как они к этому подготовлены общеизвестно), либо работать вообще без радиационного контроля. Это еще раз подтверждает, что защита территориальных аварийных работников – это слабое звено в системе защиты противоаварийного персонала при чрезвычайных ситуациях радиационного характера.
Организация защиты аварийных работников
В соответствии с правилами чрезвычайного планирования, обязанности по защите аварийных работников в зоне аварии лежат на администрации аварийного объекта. Необходимо отметить, что по действующему законодательству, должностные лица администрации несут за это, в т.ч. и уголовную ответственность. Столь строгое отношение к этой деятельности обосновано историческими негативными прецедентами.
Яркий пример – случай переоблучения и гибели чернобыльских пожарных. Основной причиной этого стало отсутствие аварийного радиационного контроля в местах работы пожарных расчетов, обеспечить который должна была администрация станции. Напомним, что пожарные тогда получили комплексное радиационное поражение – большие дозы гамма-нейтронного облучения, радиационные ожоги от бета-облучения, загрязнение кожных покровов. Большое поражение они получили и от внутреннего облучения радиоактивным йодом. Значительная часть полученных ими доз – это дозы на щитовидную железу. Медицинские работники АЭС начали выдачу йодистых препаратов работникам станции примерно через 2 часа после начала аварии. Позже, в своих воспоминаниях, они удивлялись, что пожарные и военные прибывали в зону аварии без медицинского обеспечения, что никто не обеспечивал их йодистыми препаратами. Известно, что пожарным, тушившим пожар на 4-м энергоблоке в первые часы после аварии, препараты йодистого калия так выданы и не были. А йодистая профилактика военнослужащих началась лишь после того, как в зону аварии 10 мая прибыли 5 медицинских батальонов.
Известно, что 100%-й защитный эффект йодистой профилактики постигается приемом йодистых препаратов за 6 часов до ингаляции радиоизотопов йода. Эффект приема йодистого калия во время ингаляции составляет уже 90%, через 2 часа – 10%, через 6 – 2%. Поэтому предаварийная регламентация проведения йодистой профилактики в отношении привлекаемых аварийных работников является чрезвычайно важной задачей.
Кроме того, администрация аварийного объекта должна обеспечить привлекаемых работников необходимыми средствами индивидуальной защиты и дозиметрического контроля. На нее возлагаются задачи по поддержанию режима радиационной безопасности, в т.ч. и в отношении аварийных работников.
Еще более актуальной задачей является организация защиты аварийных работников за пределами зоны наблюдения ядерных объектов. Это зона ответственности региональных органов управления и понятно, что обеспечить режим радиационной безопасности в отношении сотен и тысяч, привлекаемых к мероприятиям по защите населения сотрудников служб постоянной готовности и других работников будет не просто.
Основными проблемами в подготовке и защите региональных сил чрезвычайного реагирования к радиационным авариям сегодня являются:
• нечеткое разграничение сфер ответственности между федеральными органами исполнительной власти, органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации и органами управления ядерно-опасных объектов,
• отсутствие глубоко эшелонированной законодательной, нормативно-правовой и методической базы, включающей в себя уровень рабочих документов и наставлений, регламентирующих деятельность всех подразделений и служб, привлекаемых для ликвидации последствий радиационных аварий и защиты населения,
• отсутствие организационных и экономических связей между вводом новых ядерно-опасных объектов и развитием территориальных систем безопасности, чем собственно и вызвано их запаздывающее развитие,
• межведомственная разобщенность и неурегулированность ведомственных нормативно-правовых актов с федеральным законодательством в области чрезвычайного реагирования и защиты населения,
• неопределенность в вопросах социальной защиты и страховых гарантий для будущих ликвидаторов радиационной аварии.
В этой связи приведем свежий факт, показывающий реальный уровень взаимоотношений региональных органов чрезвычайного управления и одного из подразделений министерства обороны России при аварийной ситуации, произошедшей 9 июня 2004 года. В тот день, на автомобильной дороге общего пользования в 14 км от города Карталы Челябинской области перевернулась специальная 35-тонная автоцистерна, перевозившая, по заявлению военных, компонент окислителя ракетного топлива, слитого с очередной межконтинентальной баллистической ракеты, уничтожение которых происходит в расположенной поблизости войсковой части. Выехавшие на место аварии представители местной власти и службы ГО и ЧС за линию оцепления, выставленную военными, пропущены не были. В течение суток, пока военные занимались ликвидацией последствий аварии, оно было оцеплено плотным кольцом автоматчиков. Парадокс заключался в том, что региональные органы чрезвычайного управления и службы, ответственные за защиту населения, так и не получили никакой информации о характере происшествия.
При такого рода отношениях различных силовых и «секретных» ведомств с региональными органами чрезвычайного управления вопросы защиты аварийных работников вообще теряют какой-либо смысл.
И последнее, что хотелось бы отметить – это некоторые интересные особенности морального характера руководителей региональных органов чрезвычайного управления, которые автор заметил при непосредственном с ними общении. Касаясь вопросов привлечения к работам по ликвидации последствий радиационных аварий неподготовленных «ликвидаторов в погонах», они утверждали, что их главная задача – защита населения, и она будет выполнена любой ценой. Высказывалось и такое интересное мнение, что, надев погоны, человек уже обязан рисковать своей жизнью и здоровьем ради своих соотечественников.
Что ж, российскому человеку не занимать ни смелости, ни, зачастую, безрассудства и самопожертвования при действиях в форс-мажорных обстоятельствах. Но строить на этом систему защиты населения – вещь в высшей степени бессовестная и не рациональная.В стране, которая все еще не рассталась с ядерным наследием «холодной войны», которая планирует развивать национальную ядерную энергетику и ядерный оружейный комплекс, которая, к тому же, по словам нашего президента, находится на передовом рубеже борьбы с международным терроризмом, такое отношение к потенциальным ликвидаторам будущих радиационных аварий недопустимо. А учитывая то, что в нашей стране, уже произошли крупнейшие в мире радиационные аварии и катастрофы, еще и аморально.
Р.S. Автор, ни в коей мере, не хотел в своем повествовании принизить тот вклад, который внесли в ликвидацию последствий радиационных аварий специалисты атомной промышленности. Со многими из них ему приходилось в чрезвычайных ситуациях работать плечом к плечу. Здесь же хотелось показать лишь то, что недоработки правового и организационно характера в будущем могут снова стоить жизни и здоровья многих людей, которые сегодня и не подозревают, что являются потенциальными ликвидаторами возможных радиационных аварий.
Журнал “Атомная стратегия” № 15, январь 2005 г.