Ленинградская АЭС — крупнейшая в России по установленной мощности действующая атомная электростанция (4187,6 МВт — по данным на 2018 год) расположена в Ленинградской области, в 35 км западнее границы Санкт-Петербурга и в 70 км от его исторического центра. Единственная российская станция, где действуют энергоблоки двух разных типов: канальные уран-графитовые и водо-водяные. Доля ЛАЭС в выработке электроэнергии в «Концерне Росэнергоатом» составляет 14,1 % (данные по итогам 2018 года).
30 ноября 1975 года на первом энергоблоке Ленинградской АЭС произошла ядерная авария — расплавление топливной сборки реактора РБМК — 1000 (реактор большой мощности канальный). Лишь чудо уберегло Ленинград, всю Балтику и соседние европейские страны от ядерной беды.
В те годы информацию об аварии засекретили, о ней не рассказало ни одно средство массовой информации СССР. Даже жители Соснового Бора, города, в котором находится АЭС, не подозревали о случившемся. Хотя радиационный фон на улицах был превышен в тысячи, а то и более раз…
Данная статья основана на воспоминаниях участников аварии и документах, находящихся в свободном доступе.
Утром 30 ноября 1975 года дежурному по Ленинградской АЭС позвонили из соседнего научно-исследовательского технологического института: «У вас все в порядке? Наши дозиметры зашкаливают. Но на территории нашего института все чисто. Скорее всего, это что-то у вас»… Так в НИТИ (Научно-исследовательском институте им. А. П. Александрова), находящемся в трех километрах от первого блока ЛАЭС, отреагировали на аэрозольный выброс, донесенный воздушными потоками со стороны станции. Это был первый сигнал об аварии, зафиксированный вне ее зоны.
По свидетельству старшего инженера смены по управлению реактором, 30 ноября в 6:33 утра на блочном щите управления «появилось сразу несколько аварийных сигналов, свидетельствующих о нарушении целостности технологических каналов».
В ночь на 30 ноября один из двух работающих турбогенераторов предстояло разгрузить и вывести в ремонт. Операторы разгрузили нужный генератор. Но по ошибке, вместо разгруженного, отключили от сетей питания другой, работающий турбогенератор, что привело к срабатыванию аварийной защиты и остановке всего реактора.
«Поняв, что персонал совершил ошибку, начальник смены станции дал команду как можно быстрее запустить ошибочно отключенный турбогенератор. Вся подготовка к включению и принятию нагрузки на него происходила в нервозной обстановке на фоне реальной угрозы недопустимого отравления реактора, попадания в йодную яму и последующего длительного простоя энергоблока», — вспоминает старший инженер смены.
Для разгона реактора операторам предстояло извлечь из него практически все стержни регулирования. И вывод на минимально контролируемый уровень мощности превратился для старшего инженера смены управления реактором в опасную и непростую задачу, запрещенную технологическим регламентом. Однако начальник смены и старший инженер без колебаний пошли на нарушение. Они стремились компенсировать последствия ошибки персонала, поскольку главным показателем в то время был план по выработке электроэнергии. Простой реактора означал потерю наработанных мегаватт-часов.
Нарушения технологического регламента не приветствовались никогда. Но вместе с тем и не осознавались в те времена как опасные. «Поэтому нарушения по нижнему регламентному пределу величины оперативного запаса реактивности были на ЛАЭС привычной практикой и негласно воспринимались как свидетельство особого мастерства старшего инженера смены управления реактором», — писал в воспоминаниях один из работников ЛАЭС.
Реактор РБМК является большим не только по своим конструктивным параметрам, но и с точки зрения реакторной физики, что означает возможность достижения критичности не только для реактора в целом, но и в локальных областях активной зоны реактора. При тотальном «отравлении» активной зоны и практическом отсутствии средств воздействия на реактивность (все стержни регулирования извлечены) старшему инженеру удалось вывести реактор на минимально контролируемый уровень не в целом, но только ограниченной областью, примыкающей к топливному каналу 13-33. Вне этой области активная зона оставалась «отравленной».
Дальнейшая быстрая энергетическая нагрузка этой локальной области и привела к перегреву и массовому разрушению оболочек тепловыделяющих элементов. На срабатывание аварийной сигнализации реакция старшего инженера была незамедлительной. Закричав: «Глушу реактор!» — он без колебаний нажал кнопку аварийной защиты, сбрасывающей все стержни регулирования в активную зону для глушения реактора.
Точно так же спустя 11 лет это случилось и на Чернобыльской АЭС, оперативный персонал которой принял аналогичное решение. В тот момент, ситуацию на ЛАЭС спасли не оперативные действия операторов станции, а физика реактора. ЛАЭСовский реактор был существенно «свежее» чернобыльского по степени среднего выгорания топлива в активной зоне.
Много лет спустя на сайте МЧС РФ появится статья «Авария на блоке № 1 Ленинградской АЭС (СССР), связанная с разрушением технологического канала», завершающаяся следующим выводом: «К сожалению, до эксплуатационного персонала должным образом (лучше всего — на примере аварии 30.11.75 г. на ЛАЭС) не было доведено опасное сочетание: “большое выгорание + малый оперативный запас реактивности + малая мощность”, — которое и привело к аварии 1986 г. на ЧАЭС».
«В результате прекращения теплосъема из технологического канала разрушилась тепловыделяющая сборка (в реакторе РБМК-1000 таких сборок — 1693), и продукты деления урана (Cs 137, Cs 134, Ce 144, Sr 90 и т. д.), трансурановые элементы (Pu 238, Pu 239, Am 241 и др.) оказались в графитовой кладке реактора.
Аварийный выброс радиоактивности в атмосферу продолжался в течение месяца! По разным оценкам, в окружающую среду попало от 137 тысяч до 1,5 млн Кюри радиоактивных веществ. Тонны жидких радиоактивных отходов были сброшены в Балтийское море». Для сравнения: при Чернобыльской аварии в окружающую среду было выброшено 50 млн Кюри.